Я лег на застеленную гладкими шелковыми покрывалами кровать. В чем же наша вина? Как узнать? Боги лукавые, игривые и зловредные, они скользкие и изворотливые, и зачастую причина, по которой они нас наказывают, просто недоступна нашему пониманию.

Но насылать такое бедствие в качестве наказания за какой-то незначительный проступок… Это не просто странно, а невозможно! Даже капризные боги не настолько жестоки к людям.

Нет, тут что-то другое. Некий проступок, равный по своему весу постигшему нас наказанию. Но я, сколько ни ломал голову, не мог понять, что же это могло быть.

Вместе с тем по городу ходили слухи о поджигателях. Да я и сам видел негодяев, которые забрасывали в дома горящие факелы, и слышал странные мольбы-призывы огня, которые выкрикивали эти люди за несколько мгновений до того, как на них обрушился горящий дом.

Но в крайне опасной для жизни ситуации человек часто несет бред и совершает дикие поступки. Я вспомнил несчастных, которые не желали покидать свои дома и, хуже того, рвались вернуться в пекло.

И еще мародеры… В кризисных ситуациях зло проявляется в людях, будто его вызывает какая-то непреодолимая магическая сила.

Так что же это? Что? Я в отчаянии умолял богов дать мне знак. Хоть во сне приоткрыть завесу и даровать ответ на этот вопрос.

Но мои предрассветные сны были смутными и обрывочными, и, когда я поздним утром открыл глаза, никакого просветления у меня в голове не произошло.

День вступал в свои права, а я должен был приступать к своим обязанностям: посетить пункты помощи беженцам ниже по реке и встретиться со своими бывшими советниками из консилиума. Не все вернулись в Рим, многие лишились своих домов и потому остались на загородных виллах. Но для кворума их было достаточно, так что теперь нам предстояло обсудить масштабную кампанию по восстановлению города.

«Не думай о величине бедствия, перед тобой стоят определенные задачи. Ты должен их решать, решать одну за другой, – твердил я себе. – Сосредоточься на том, что ты понимаешь, на своих умениях и на том, что ты способен контролировать».

День выдался ясным и обещал быть жарким. Я выбрал самую легкую тогу. Да, я терпеть не мог эти тяжелые и неудобные одеяния, но пурпурная тога – одежда императора, и я прекрасно понимал, что люди хотят видеть меня именно в этом облачении, пусть даже под конец дня оно будет мокрым от пота и провоняет гарью.

Все так, но мне было мерзко даже представить, как я расхаживаю среди обездоленных людей в своей безумно дорогой императорской тоге.

Поле с пунктами помощи располагалось сразу за старой навмахией[32] Августа, как раз напротив римских складов, что на другом берегу Тибра.

Теперь здесь остались только груды почерневших от огня обломков. Все корабли из Остии стояли у пристаней ниже по течению, где с них разгружали доставленную провизию и загружали оставшийся после пожара мусор.

По полю бродили люди. Они собирались в толпы возле флагов, которыми были отмечены пункты раздачи еды, лекарств и одежды, а также пункты, где можно было получить советы законников касательно утерянной недвижимости, и места, где можно узнать или разместить информацию о пропавших без вести.

Я всерьез отнесся к предупреждению о возможном покушении и потому шел через толпу в сопровождении стражников. Люди, все, что встречались мне на пути, ликовали, узнав своего императора. Трудно было поверить, что они могут желать моей погибели. Но, как сказал Нимфидий, для такого дела и одного человека хватит, а людей вокруг меня было более чем достаточно.

– Цезарь! Цезарь! – кричали толпившиеся вокруг несчастные и пытались хоть на словах передать мне свои петиции.