В Римской империи не было ни единой государственной территории, ни этносов, наделенных более или менее одинаковыми правами, как в современном национальном государстве. Римляне, скорее, управляли федерацией различных народов и племен, организованных в рамках отдельных провинций. Диапазон уровней цивилизации в этой грандиозной структуре был весьма разнообразен и не в последнюю очередь зависел от момента присоединения конкретной области к Риму. Первая римская провинция, Сицилия, была организована примерно за 300 лет до рождения Нерона. Практически все здесь отличалось от условий провинции Реции, местности на территории современной Южной Германии, которая в первой половине I века входила в состав северных владений Рима и была населена малограмотными варварами. Совершенно иначе дело обстояло в крупных городских общинах Востока с ярко выраженным греческим влиянием, богатой историей, уходящей в глубь веков, и культурными достижениями, которые никуда не исчезли даже после римского завоевания во II веке до н. э.[186] Между тем в Галлии, напротив, адаптация к римским обычаям и образу жизни, по крайней мере среди высших слоев общества, происходила с совершенно ошеломляющей скоростью. Многие представители галльской элиты, чьи прадеды сражались против Цезаря, уже в первые десятилетия I века стремились превзойти друг друга в своей Romanitas[187].
Из-за разнообразия завоеванных ландшафтов в Риме отсутствовало универсальное представление о том, как должна выглядеть провинциальная администрация в деталях[188]. Участие местных элит, порядок сбора налогов или, в императорских провинциях, степень военного присутствия – для всего этого не существовало конституции или чего-то подобного, что применялось бы повсеместно. Конечно, Август ввел принципиальное различие в отношении императорских и сенатских провинций. Однако это в первую очередь было актуально для политической сцены в Риме. Будь то императорский легат или проконсул в сенатской провинции, провинциалы едва ли замечали разницу между ними.
По сути, на протяжении столетий римляне при организации и обеспечении безопасности своих завоеваний придерживались нескольких принципов. Прежде всего обнаруженные и потенциально опасные политические образования на завоеванных территориях уничтожались с особой тщательностью в целях предотвращения восстаний. Кроме того, поскольку от римских представителей исходили не только властные распоряжения, но и предложения о сотрудничестве, например в области управления провинциями, возникали новые политические и социальные градации: тот, кто был предан Риму, мог воспользоваться римским гражданским правом. Таким образом, позиционирование многих местных аристократических кругов все больше зависело от близости к представителям Рима. Наконец, господству и дифференциации на политическом уровне соответствовали принцип широкой религиозной и культурной терпимости, а также, в сочетании с этим, по возможности сохранение внутренней жизни провинций без особых изменений.
Важная функция во всем этом принадлежала городам империи. На востоке и в греческих или пунических прибрежных районах Западного Средиземноморья эта форма политической организации уже имела свою давнюю традицию. Римляне способствовали развитию городских общин и в тех регионах, которые ранее были менее урбанизированными, например в Галлии[189]. По довольно скромным оценкам, в середине II века в империи насчитывалось около 2000 городов, но в трех четвертях из них проживало менее 5000 человек, и только в шести проживало более 100 000