, по истечении года, право плебейских трибунов налагать вето на действия коллег[80], длительные процессы принятия политических решений и контроля за их исполнением, где совет знати – сенат – занимал центральное место, однако последнее слово оставалось за гражданами, участвовавшими в голосовании в соответствии со своим финансовым положением[81]. Такая смешанная система вызывала большое восхищение у современников, например у жившего в то время греческого историка Полибия[82]. Несомненно, конституция Римской республики, никогда не закреплявшаяся в письменной форме, была в известном смысле странной: ни монархия, ни аристократия, ни демократия – и при этом все сразу[83]. На редкость разумный политический строй для города-государства[84].

Однако к середине III века до н. э. латинский город Рим перерос относительно небольшие области Италии, оставив позади зеленые долины и склоны Апеннин. Он больше не сравнивал себя с небольшими италийскими народностями, такими как вольски и самниты, а мерился силами с великими державами карфагенян и македонцев. Уже в конце III века до н. э. римляне безраздельно господствовали в бассейне Западного Средиземноморья. Карфагеняне потерпели поражение в двух крупных войнах[85]; Сардиния, Корсика, Сицилия и наиболее богатые области Испании стали римскими провинциями. Уже в середине II века до н. э. у римлян не осталось никаких серьезных противников. Карфаген был стерт с лица земли в 146 году до н. э., север Балканского полуострова полностью завоеван и превращен в провинцию Македония. Чуть позже внимание римлян переключилось на Малую Азию, где были созданы еще три римские провинции[86]. Ровно за 100 лет до рождения Нерона Помпей присоединил к Римской империи Сирию и Левант[87], а несколькими годами позже Юлий Цезарь – огромную территорию Галлии[88].

Достижение мирового господства не обошлось без последствий ни для завоеванных регионов, ни для самого Рима. Римляне владели разнообразными территориями, которыми они интересовались и управляли в первую очередь с точки зрения их полезности для Рима. Десятки тысяч рабов сгинули на испанских рудниках, вынужденные добывать медь и свинец, серебро и золото для столицы мировой империи[89]. Никакой заботы об отдаленных территориях не было и в помине. Нередко присланные сенатом наместники со своей свитой, как волки, нападали на земли, которые, согласно конституционным принципам, были вверены их попечению лишь на какое-то время[90]. Это было справедливо и в отношении некоторых военачальников, которые понимали свои военные полномочия несколько шире, чем следовало, и топили в крови целые области, чтобы в скором времени вернуться в свои италийские поместья в сопровождении запряженных волами возов, набитых награбленным добром[91].

Для внутриполитической стабильности в Риме такое развитие событий оказалось крайне неблагоприятным. В сенаторской среде сложившаяся ситуация способствовала соперничеству и внутрисословной борьбе. В то время как высший класс купался в богатстве и роскоши, большинство римских граждан получали лишь минимальную выгоду. В частности, сельское население испытывало острую нужду. Попытки аграрной реформы, предпринятые аристократами Тиберием и Гаем Гракхами в 133 году до н. э., также ничего не изменили[92]. Мелкие крестьянские хозяйства в сельской местности вытеснило крупное сенаторское землевладение, и вскоре вся Италия, как лоскутное одеяло, была покрыта латифундиями, где работало бесчисленное количество рабов, привезенных в Италию в качестве военнопленных или проданных за долги.