И с хорошим настроением, размахивая своей сумкой, пошла в противоположном направлении.

Сумерки накрыли город, и вечерняя незначительная прохлада наполняла гостиную, где на диване сидели женщины и смотрели телевизор. Лина Петровна почувствовала, что ей нужно выйти во двор.

– Я скоро буду, – сказала она дочерям и ушла.

У подъезда на лавочке сидел Толик с поникшей головой. Он был пьян. Лина Петровна присела рядом с ним и положила руку ему на плечо. Парень поднял голову и посмотрел на неё отсутствующим взглядом, его глаза слезились.

– Что-то случилось? – участливо спросила женщина.

Толик только кивнул и опять опустил голову. Лина Петровна медленно и очень нежно погладила его по спине. Сначала он не реагировал, а потом через несколько секунд заплакал. Внешне у него просто текли слёзы по щекам, а внутри у него рыдала душа от страданий. Женщина продолжала гладить его вдоль позвоночника. Постепенно он успокоился, благодарно посмотрел на соседку и сказал:

– А ведь я купил тогда маме шоколадку. Она даже всхлипнула от неожиданности. Мы вместе попили чай, и я решил сходить за газетой, где печатают объявления с работой. Вышел из подъезда и увидел, как подъехало такси и из него вышли Она с ребёнком на руках, её муж и её мама. Когда я Юлю увидел, у меня «всё оборвалось» внутри, и я опять запил. Домой идти не хочу. Ничего не хочу.

Лина Петровна убрала свою руку с его спины, немного помолчала, а потом тихо попросила:

– Расскажи мне про неё.

У него на лице появилась улыбка, он посмотрел куда-то вдаль и заговорил:

– Я влюбился в неё ещё в школе. Она живет на нашей площадке. Мы утром вместе шли на занятия. После занятий она не разрешала её ждать. Ей нравилось возвращаться домой с подружками, но вечерами иногда мы вместе гуляли, и для меня это были счастливые часы. Окончив школу, я поступил в военное училище, а она в консерваторию на класс скрипки. Вы бы слышали её игру, у меня мурашки по коже всегда бегали. В увольнение меня отпускали редко, но мы ждали его с нетерпением и наслаждались нашими встречами. После окончания учёбы мы решили пожениться. Меня оставили служить в городе, а она устроилась на работу в музыкальную школу. Я хорошо помню тот день. Моей маме Юля нравилась, а вот её родители меня недолюбливали, но тем не менее мы с мамой ближе к обеду пошли к ним свататься. Ну как свататься, так – просить её руки. Мама у меня хоть и работала дворником в нашем ЖЭКе, но следила за собой. Всегда была одета опрятно и женственно. Её даже несколько раз сватали, но она отказывала всем. И вот мы, нарядные, позвонили в дверь соседям. Я был в новом чёрном костюме и с двумя букетами цветов – для любимой девушки и для её мамы. Юлин папа был военным, поэтому я был уверен, что он меня поддержит, тем более что мы с Юлей встречались уже со школы. Моя мама и её родители особо не общались, но всегда здоровались, и неприязни с их стороны вроде бы и не было, а тут дверь открыла Ирина Александровна и, догадавшись о наших намерениях, сразу закрыла её перед нами. Мы остолбенели, где-то через минуту дверь открыла Юля и провела нас в большую комнату. За столом сидели родители, и её мама, не дав нам даже рта открыть, быстро и раздражённо сказала:

– Нет, нет и нет.

Я посмотрел на Алексея Егоровича, но он опустил глаза и молчал. Тогда моя мама, а она у меня женщина эмоциональная и заводится с пол-оборота, выхватила у меня цветы, бросила их на стол перед несостоявшейся свахой и сказала:

– Да и… с вами. Подумаешь, интеллигенция… Чем вам мой мальчик не угодил? Он любит Юльку и пылинки бы с неё сдувал, а вы не захотели с дворничихой родниться? Так жизнь может и вам горьких пилюль выписать. Пойдём, Толик, нам здесь не рады.