Выговорившись, Главный снова сел за стол.
– Ну, и что теперь прикажешь с твоими снимками делать? Под каким соусом их подавать?
– Теодор Елисеевич!
И Герман неуверенно протянул главному несколько листов бумаги, исписанных довольно мелким, но вполне разборчивым почерком.
– Что это – за хрень?
– Это… Статья! Статья о Чудове!
– О Чудове?!
И Главный, скривив рот, издал мычащий звук.
– Вон оно – как! Молодец! Оперативно сработал… Отдашь эту белибердень Косте. Пусть сперва он посмотрит. А впредь знай, что все ваши рукописи, если их не зарубит мой помощник, я смотрю в самую последнюю очередь! В моей редакции – десяток корреспондентов. Мне двадцати четырех часов в сутки не хватит, что прочесть и поправить весь редакционный материал, который кладется мне на стол ежедневно! Вписал?
– Но…
– Что – «но»?
– Константин Валерьевич уже прочел мою корреспонденцию…
– Прочел?..
Удивление против воли Верниса мелькнуло на его лице.
– И – что? Остался доволен?
– Он сказал, что не ожидал от меня такой зрелой и серьезной статьи!
– Вот как, значит?
Глубокая складка легла меж бровей главного.
– Тогда, почему материал не отпечатан и подпись моего помощника на нем не стоит?.. Позови-ка ко мне сюда его самого!
Герман тотчас пулей вылетел из кабинета и вскоре вновь появился в нем в сопровождении Константина.
– Так, говоришь, хорош материал? – спросил редактор, с укором и даже несколько суровее, чем это требовалось, глядя на своего помощника, который вовремя не поставил его в известность относительно корреспонденции о Чудове.
– Теодор Елисеевич… – начал, было, Костя.
– Я спрашиваю, «да» или «нет»? Отвечай!
– Да! Толково практикант изложил тему. И, к тому же, с учетом той ситуации, что произошла в тот вечер у филармонии… Вот только…
– Только?
– Много пафоса и… Какой-то уж очень идеальный получился у автора этот Чудов!
– Ну, так!.. Убери пару килограммов пафоса, а то, что, как ты говоришь, герой статьи чересчур идеальным тебе показался, так это – пускай… Человека-то все равно уже нет в живых. Почему бы не заострить внимание на его хороших качествах и не позабыть о плохих?
– Боюсь, что наши заказчики нас не поймут! И, опять же…
Приложив ладонь ко рту, Константин кашлянул в нее дважды.
– Да! Толково практикант изложил тему. И, к тому же, с учетом той ситуации, что произошла в тот вечер у филармонии… Вот только…
– Только?
– Много пафоса и… Какой-то уж очень идеальный получился у автора этот Чудов!
– Фанаты Чудова начнут шептаться по углам. А кто и в открытую станет возмущаться и зубоскалить! По городу нелепые домыслы и грязные сплетни поползут… Мол, угробили гения сцены ни за понюшку табака какие-то недоноски… Куда полиция смотрела? А теперь неумеренной похвальбой пытаются загладить чужую вину! Запишут нашу газету в подхалимы! Дескать, вместо того, чтобы интервью взять у того, кто ведет дело об убийстве Чудова, дифирамбы петь покойнику взялись! Вы ведь знаете наших не в меру сердобольных читателей…
– Ага! Как сплетни читать и всякие щекотливые подробности про знаменитостей, так совесть их не гложет, а, как правду про заслуженного человека узнать, пускай слегка и приукрашенную, так им этого даром не надо!.. Ты – в своем уме, Костя?
Помощник редактора впервые не знал, что ему ответить.
– Предчувствие у меня – недоброе, Теодор Елисеевич! Может быть, просто обойтись информацией об этой ужасной трагедии и портретом нашей бесславно почившей звезды?
– Издеваешься, Костя?
– Нисколько!
– Неужто, для того мы знаменитостей годами выращиваем, как цветы в оранжерее, чтобы потом забыть о них навсегда?
– Кхе, кхе! Герман, ты пока что свободен! Подожди меня, пожалуйста, в моем кабинете! – вдруг сказал Константин. – Вы – не против, Теодор Елисеевич?