– Ага, губернаторша – и камешек умыкнула? Зачем? Иван Павлович Закревский, когда Анна за него выходила, далеко не бедный был… И если бы она камень спрятала, то так просто моя бабушка куклу бы не унесла – догнали бы, кто ж согласится лишаться таких денег?

– Анна на всякие авантюры способна, в этом мы убедились…

– Бриллиант спереть – нет…

– А из озорства? А потом забыла? Или война началась – и не до камня?

– Это же целое состояние – как можно забыть?

– А если месть?

– Мстить Полине за то, что она за Антона Шпинделя вышла? Нет, Анна же потом их ребенка воспитывала… Если бы ненавидела, мальчишку бы куда-нибудь дела…

У гардеробной мы обнаружили Веру Захаровну в компании крупной рыхлой девицы. Вид у барышни был совсем не городской. И даже не деревенский, потому что и в сельской местности девушки сейчас выглядят, как в городе, – телевидение, а также интернет есть и в деревнях, что позволяет прекрасной половине человечества и в самой глубокой провинции следить за модными тенденциями. Но эту дылду будто извлекли из киношного прошлого. Вот в фильме о строителях светлого социализма она была бы к месту, взять хотя бы ее две косички, связанные сзади старой, когда-то голубой атласной ленточкой… Брови Громова полезли вверх, пока он рассматривал девицыно пальто в талию (из бордового драпа на вате и с черным цигейковым воротником) и серые гамаши в широкий рубчик. Обута девушка была в настоящие кирзовые сапоги, какие когда-то носили солдаты, на нас с Гр-р не смотрела, а изучала стену позади себя, то и дело обмахиваясь краем толстенной шали.

– Ну вот, – Вера Захаровна критически оглядела деву, будто это она, Захаровна, а не мы, увидела ее впервые. – Это Любаня… Прыгункова…

Дородная Любаня Прыгункова продолжала рассматривать подробности стенового покрытия.

– Любаня, – скомандовала наша экономка, – ты уже как-то вперед-то выйди, чтобы Григорий Романович на тебя посмотрел. И Нина Сергеевна, – спохватившись, добавила Захаровна.

Вообще-то надо было начинать с меня, все-таки я хозяйка салона, а не Громов. И если от кого и зависит, будет ли Любаня гардеробщицей, то только от меня. Вера, конечно, эти тонкости понимает, но ничего с собой поделать не может, потому что стоит ей меня увидеть, как начинает думать, что зря на мне Гриша женился.

Любаня отклеила глаза от стены и воззрилась на Громова. Я быстренько нажала на свою синюю кнопку. Над бесцветными косицами девицы еле тащились такие же бесцветные мысли: «А не возьмут меня… Ну и ладно… Но лучше бы тут остаться… Тут тихо… Публика культурная… Работа легкая… Дремать можно…»

– Любаня, – Громов вполне миролюбиво обратился к барышне, – расскажите нам о себе.

– Ну, о себе… О себе чего… Да ничего… Я с бабкой живу. Вот наш дом, а вот – Веры Захаровны… – и девица рубанула шалью по полу, показывая, в какой стороне от ее жилища дом Захаровны.

– Да ты скажи, сколько тебе лет, где училась, что умеешь! – рассердилась Вера. – А то люди подумают, что ты недоразвитая!

– Чего это – недоразвитая? Я нормально развитая! – в блекло-голубых, почти бесцветных глазах девушки колыхнулась обида, и я увидела белесый хвостик гневной мысли: «Вот подожди, тетька Верка, выйдем, покажу тебе, кто недоразвитый!»

Любаня мне не нравилась. С другой стороны, одежду повесить на крючок, а взамен номерок выдать, она сможет. Ну, и наоборот – номерок взять, а нужную вещь найти. А у нас цейтнот, гардеробщица нужна, не все же на Захаровну сваливать! Искать некогда, и еще неизвестно, кого найдешь…

– Ну так что, расскажешь? – подгоняет Любаню Вера.

– А то! Ну вот… Лет мне двадцать пять, на прошлой неделе исполнилось. Год я без работы сижу. А училась я на повара.