– Мне страшно! Выпусти меня, пожалуйста! – крик застревает в обивке гроба.

– Сейчас! Сейчас, девочка моя! – сгребаю землю, но рабочие тут же услужливо сыплют ещё и ещё. Царапаю покрытие крышки в поисках защёлки, но её нет. – Кто-нибудь, помогите мне! Моя дочь жива! Жива!

Бесполезно. Только несколько ворон с жутким карканьем поднимаются в небо. Земля, будто живая, засыпает меня с головой, забираясь за шиворот и в рот. Кашляю и отплёвываюсь, работая руками – ещё немного и гроб скроется из виду, и я потеряю Соню навсегда.

– Мама… – доносится из-под земли.

– Соня! Доченька! – ору что есть мочи, и в этот миг огромная груда земли обрушивается сверху, подминая меня под собой. Темнота расползается вокруг, словно чёрная дыра. Несколько раз моргаю, но света нет. Пытаюсь сделать вдох, но тщетно – в глотке сухо и больно.

– Со… ня… – выдавливаю из себя, кое-как выбираясь из лохмотьев сна.

Очередной кошмар.

Дрожащей рукой нащупываю выключатель светильника и с силой давлю на него. Наконец потолок детской превращается в звёздное небо. Сонечка обожала этот ночник с его сказочным свечением.

Рот превратился в пустыню, язык распух, точно я взаправду наглоталась земли. Тянусь к стакану воды, что привычно высится на тумбочке и залпом осушаю его.

Прохладная вода сочится по подбородку, а я учусь заново дышать. Выходит так себе. Из графина наливаю себе ещё воды и хватаю пузырёк с успокоительным, который мне удаётся открыть только с третьей попытки.

Горсть таблеток на ладони мерцает в свете ночника. Не задумываясь, глотаю все и пью, пью, пью…

Встаю с тахты, накидываю на плечи тёплый халат и подхожу к окну. Все равно уже не усну. С некоторых пор мои сны превратились в настоящую пытку. Неизменно в них лишь одно. Смерть.

Достаю из ящика стола папку с Сониным портфолио – она ведь три года отходила в художественную студию. Даже успела занять несколько призовых мест в конкурсах…

Решаю пересмотреть её последние работы или, как она сама их называла, – шедевры. Сквозь слезы улыбаюсь своим мыслям. Нет, на самом деле Сонечка считала свои рисунки самыми обычными и называла их так только в шутку.

Беру первый попавшийся набросок и сердце сдавливает каменной глыбой – мой портрет. Нарисован совсем недавно, в апреле. Тогда выдался по-настоящему тёплый денёк, и мы отправились с Соней на набережную встречать весну… Потом она усадила меня на одну из лавочек и достала карандаш. И понеслось…

– Ма-ам, ну веди себя естественно! – подражая настоящим художникам, просит Соня. И я очень естественно (как мне кажется) стараюсь глядеть перед собой. – Нет, не так. Сейчас у тебя лицо такое застывшее, ненастоящее. Улыбнись…

Она показывает мне, как надо, демонстрируя свою милую улыбку. Такой хочется укрыться от ненастного дня.

– Ты же знаешь, я не люблю позировать… – вздыхаю, растягивая губы в самой обворожительной улыбке, на которую только способна. Но, судя по Сониной реакции, получается не очень.

– Так и не надо позировать! – поучительно замечает Соня. – Гляди в даль, мимо меня. Будь собой и вспомни о чем-то хорошем.

И я вспоминаю. Роддом, и улыбающуюся мне Сонечку на руках. Говорят, у новорождённых это лишь рефлекс, только я знаю, что моя девочка улыбнулась мне по-настоящему. Именно в тот момент я поняла, она – моя Вселенная.

Гляжу на себя в Сонином исполнении. Портрет получился превосходным, пусть и не очень похожим, но в нем есть душа и какая-то неповторимая изюминка. Несколько слезинок расползаются по шероховатой поверхности наброска.

А моей Вселенной больше нет.

Решаю увековечить память о Сонечке. Так что с самого утра сажусь за ноутбук, чтобы отобрать для печати её фотографии. За столько лет их набралось очень много. Собираюсь просмотреть их все, начиная с выписки из роддома. Открываю первую папку и вот она я