– У меня не получается выбросить ее из головы, потому что не могу ею обладать. Вполне естественная человеческая реакция. Ситуация, в которой я оказался, даже комична. Леди, неопытная девственница, хочет романа со мной, а я – понимаешь, Люцифер? – пекусь о собственной добродетели. А это, скажу тебе, самое горькое испытание.

Оставив позади ряды деревьев, Уоллингфорд свернул в сторону.

«По крайней мере у меня останется чувство удовлетворения от того, что я сумел ей отказать», – подумал он, но вряд ли бы решился произнести эти слова вслух. Он оказался в этой дыре потому, что хотел укрыться от деда, который намеревался его женить. А еще он сделал это для того, чтобы убежать от соблазнов, чтобы понять, прав ли дед. Узнать, сможет ли он прожить целый год, не потакая собственным прихотям и слабостям. Сможет ли исцелиться от терзающей его душу неудовлетворенности и существует ли на свете другой, более сильный и великодушный Уоллингфорд. Такой, как Финн или Роланд. Человек, который просто нравится людям и которого такая девушка, как Абигайль, может искренне полюбить, а не пытаться поместить в свою коллекцию в качестве трофея.

Последняя мысль возникла в голове Уоллингфорда совершенно неожиданно, и он едва не подпрыгнул в седле.

– Совсем с ума сошел, – пробормотал он, пуская Люцифера в галоп.

Пари. В какой-то момент оно показалось Уоллингфорду самой большой глупостью, которую он только мог совершить, движимый чувством уязвленной гордости, что не к лицу настоящему герцогу. Он даже мысленно обругал леди Морли и ее острый язык. Ведь она вела себя совсем как его дед.

Но теперь Уоллингфорд был ей благодарен. Потому что каждый раз, когда вид соблазнительно округлой груди мисс Абигайль Харвуд грозил разрушить последний оплот его силы воли, Уоллингфорд вспоминал о пари. Данное им самому себе обещание стало достоянием общественности. Он связал себя обязательствами.

Дорога сделала еще один поворот, и взору Уоллингфорда предстали красные черепичные крыши деревни, напоминающие издалека россыпь цветов.

«Мой дорогой мальчик, разве вся твоя сознательная жизнь показала, что ты способен на что-то еще?» – слова деда не выходили из памяти.

– Я смогу, приятель, – пообещал Уоллингфорд, не зная, к кому именно он обращается – к себе самому или к коню, и слегка натянул поводья, чтобы было легче спуститься с довольно каменистого склона, в который превратилась дорога.

«Клянусь Богом, я заставлю этого старого негодяя изменить свое мнение».

Абигайль обожала жизнь в замке, но самое большое удовольствие ей доставляли завтраки.

– Ужасно мило, что для нас раздобыли почки и копченую рыбу, – сказала она, поглощая завтрак с удовольствием английской леди, которой подали сочное мясо. – Интересно, как им это удалось?

Лилибет жевала свой поджаренный ломтик хлеба с таким видом, словно в тарелке у нее лежала черепица с крыши, покрытая лишайником и пылью. Их было только трое: Абигайль, Лилибет и Филипп. И их фигурки казались крошечными за огромным древним столом. Джентльмены предпочитали завтракать рано, поэтому Александра настояла, чтобы леди завтракали позже.

– Полагаю, все это можно где-то заказать, – произнесла Лилибет. – Ведь Флоренцию посещают сотни англичан.

– Да, но откуда они узнали? – Абигайль положила нож и вилку на край тарелки и выдержала многозначительную паузу. – Неужели тебе не кажется, что есть в этом древнем замке нечто странное?

– Не понимаю, о чем ты. Это просто старый замок.

Лилибет поднесла к губам чашку, и Абигайль не успела разглядеть выражение глаз кузины. Но зато она видела ее лицо – бледное, точно у привидения. Удивляло, почему никто не чувствует загадочной атмосферы, царящей в замке. Ведь для Абигайль это было так же очевидно, как солнце на небе.