На вышку мы все же забирались и с отчаянными воплями ныряли в воду. Высота её составляла метра два – вполне прилично. Когда я впервые залез туда, то поразился тому, каким маленьким показался бассейн. Сердечко предательски сжалось от страха. Я все же рискнул шагнуть в эту отдалённую голубенькую субстанцию и, вынырнув через бесконечно долгое мгновение, счастливый, в лихорадочной трясучке, поплыл к бортику. Работник центра тут же выскочил из подсобки и глазами стал отыскивать нарушителя дисциплины. Сделать это в кутерьме из почти тридцати тел было сложно.

– Если кто-то ещё раз заберётся на вышку, – проорал он, – все тут же отправятся по домам.

Класс притих, но лишь на минуту. До тех пор, пока мужик не скрылся из вида.

– Молодец! – услышал я голос Лены. – Решился всё-таки.

Она сидела на скамейке в купальном костюме и резиновой шапочке и с легкой улыбкой смотрела на меня.

– Ничего сложного, – мотнул я головой. – Ты чего не купаешься?

– Я окунулась, – отозвалась Лена. – С меня достаточно.

– Приходить сюда ради того, чтобы один раз окунуться? – недоумённо взирал я на неё. – Одна ты не купаешься.

– Мне и здесь хорошо. На моей планете не любят купаться. Я лучше на тебя полюбуюсь.

Я оттолкнулся от бортика и поплыл к центру водоёма. Вокруг меня плескались и визжали одноклассники.

– Наконец-то эта инопланетянка сифилисная вылезла, – услышал я голос.

Говорил Саша Агареев.

– Точно! – согласился с ним другой, обладателем которого был Вадим Варламов. – Такая противная. Строит из себя чё-то.

– А почему это она сифилисная? – подплыл я к ним.

– Ну а кто ещё? – отозвался Агареев. – Просто так что ли её налысо постригли?

– Она уже не лысая, – защищал я Лену.

– Да какая разница! – поморщился Варламов. – Сука и есть сука. Что не спросишь её, морщится всё время. «Тебе это знать не надо, биомасса!» Овца!

– А ты что её защищаешь? – подозрительно смотрел мне в глаза Агареев. – Подруга что ли твоя?

– Ну правильно, – фыркнул Варламов, – они же за одной партой сидят. Уже подцепил сифилис?

Они дружно заржали.

Я бросил лихорадочный взгляд в сторону Лены. Она смотрела на меня настороженно, словно слышала наш разговор, хотя среди всего шума слышать его вряд ли могла.

– Да ладно, пацаны, чё вы, – пробормотал я. – Нафиг она мне нужна, дура эта.

Раз в месяц, а порой и чаще, Зоя Михайловна устраивала нам чаепития. Все приносили сладости, кто-нибудь – магнитофон, мы заваривали чай и после небольшой чайной церемонии начинали танцевать. Точнее беситься, потому что танцами наши телодвижения назвать было сложно.

– Потанцуем? – подходит ко мне Лена.

– Давай, – робко соглашаюсь я, оглядываясь по сторонам.

Мы обнимаемся и под медленный танец, звучащий из хриплых магнитофонных динамиков начинаем топтаться в центре класса. Танец вдвоём – шаг неординарный и вызывающий. Присвистывая и корча гримасы, одноклассники пялятся на нас.

– Чего не заходишь? – спрашивает меня Лена. – Музыку бы послушали, покувыркались.

Меня пугает её открытость. В ней что-то подозрительное, настораживающее. Я вспоминаю, как мы целовались и от этого воспоминания мне то ли стыдно, то ли страшно. Она готова принять меня всего, всего без остатка, я же даже частично не принимаю её. Что-то сдерживает меня. Может, нечто, таящееся в глубинах, а может взгляды одноклассников.

– Времени нет, – отвечаю я, стараясь не смотреть ей в глаза.

– А, – понимающе вздергивает носик Лена. – Ты заходи, не стесняйся. Я всегда тебе рада. Ты хороший.

– Игорь с сифилисной танцует… – слышу я доносящийся со всех сторон шёпот. – Тоже сифой стать захотел.

Песня в самом разгаре. Я освобождаюсь от Лениных рук.