Какой же у него чарующий бархатный голос! Мощнее любой известной дури. Сейчас кончу только от его шуршания, хрипоты.

Но я не в силах говорить, меня пожирает огонь, лишь мечусь по подушке, остатками не перегоревших мозгов понимая – ни за что не скажу, что он хочет услышать. А я знаю, чего этот гад желает.

Нет уж… не получит!

– Ир, – с болью взывает к состраданию Игнат, – ну, хоть коснись меня, – носом утыкается в висок, пыхтит яростно, натянутый, точно струна.

Совсем одурел?

Чуть не давлюсь негодованием, но вместо язвительной реплики рукой сильнее зажимаю его волосы, не позволяя отстраниться, а другой касаюсь мощного плеча. Скольжу, описывая рельефы шикарного тела, проникаю под резинку боксёров. Готова сгореть от стыда, но уверенно провожу ладонью по твёрдому, упругому возбуждению. Боже! Никогда не трогала чего-то более… восхитительного! Это так приятно. Горячее, пульсирующее… оно живое…

– М-м-м, – стонет протяжно Игнат. – Обхвати его! – командует тихо, и как только выполняю поручение, жадно припадает к моим губам. Отвечаю, но на миг торопею, когда сосед вторгается языком, едва не засадив его по гланды, и в этот же момент качает бёдрами.

Зачем-то отвечаю на вызов. Языком сражаюсь за свободу и в то же время плавлюсь от напора и умелой игры пальцев Игната.

Мой хват слабеет.

Боже! Что мы делаем?

Пустая мысль улетает в никуда, интимный шёпот на грани рыка заставляет вновь подчиниться:

– Ирка, держи крепче, дай хоть так кончить, – умоляет надрывно.

Держу, не отпускаю…

Игнат опять двигает бёдрами, пальцами продолжая подстёгивать меня к вершине, где смогу забыться. Я в этом уверена… Где-то там… буду, как небожитель. Так ощущения подсказывают. И я хочу…

В бога не верю, но, блин, сейчас хочу стать чертовым небожителем! Парить в нирване…

Меня укачивает волной, чувственной, горячей. Стискиваю хозяйство парня сильнее. Движения становятся резкими, частыми. Дышим жарче, тяжелее, голоднее. Да, я вот-вот причалю к берегу, правда, сама не знаю, какому.

Меня штормит навстречу пальцам. Тело изнывает, губы дрожат. Мне плохо, одиноко, но в то же время я на подходе к… восхитительной эйфории.

Игнат качается ко мне с протяжным стоном через боль: «М-м-м!!!».

Его хозяйство напрягается, чуть вибрирует. Не выпускаю, но ощущаю, что по пальцам стекает нечто тёплое.

Мысль вновь улетучивается. Под бархатный рык Игната поспеваю и я – рвано всхлипываю, прогибаюсь навстречу. Меня прошибает разрядом так сильно, что тело начинает мелко потряхивать, словно в лихорадке.

Зубами вонзаюсь в плечо соседа, проглатывая ещё более громкий, постыдный стон блаженства.

Я в Раю… парю… лечу… словно снежника, лениво падающая с неба. Как хорошо… томительно сладко.

Сердце скачет так рьяно, что эхо отдаётся в голове, даже уши закладывает…

Эйфория, что б её…

Эйфория как-то быстро отступает. Закрадывается гнусная мыслишка, что я натворила нечто омерзительно-неправильное, но такое… приятное, что впору краснеть, да глаза отводить.

Озноб тихонько отпускает, а с ним подкатывает жгучее чувство стыда. Едкое, проказливое…

– Да, малыш, – со смешком выдыхает Игнат, всё ещё пыхтя, как паровоз, и смачно целуя в висок. – Мы как школьники…

Вот так, в объятиях Селивёрстова, медленно прихожу в себя.

Лежим, сопим… Потные, горячие… развратные…

Рассудок, ты где?!

Меня колотит, сердце всё ещё готово выскочить из груди, но по телу бегают тёплые волны удовольствия.

– Ты что, кончил мне в ладонь? – понимаю, что не самая умная фраза после случившегося. Возможно, глупо, но уточнить нужно.

– Ах-ах, – с непонятным надрывом кивает Игнат, – ты мне, кстати, тоже…