– М-дэ… м-дэ… Сплавлю-ка я сейчас всех этих пузанов наверх, а мы с тобой улизнем в мой кабинет и наговоримся от души!

Ничто так не портит доверительной беседы между новыми друзьями, как склонность к молчаливости со стороны старшего, и, стало быть, очень удачно получилось, что, когда Сигсби уселся напротив Джорджа в своем кабинете, дурманящее влияние книжек и щедрые возлияния разбудили в нем болтливость. Он достиг стадии, когда мужчины начинают бранить своих жен. Постучав Джорджа по коленке, он уведомил нового друга, что ему очень нравится его лицо, и приступил к жалобам.

– Уинч, ты женат?

– Финч, – поправил Джордж.

– Как это – Финч? – удивился Уоддингтон.

– Фамилия у меня такая.

– И что?

– А вы меня назвали Уинч.

– Почему?

– Наверное, решили, что так меня зовут.

– Как?

– Уинч.

– Но ты только что назвался – Финч!

– Ну да, я и говорю…

Уоддингтон снова постучал его по коленке.

– Юноша, возьми себя в руки. Если ты Финч, так и говори. Не по душе мне такие увертки! Ковбои так не поступают! Эти тут, на Востоке, сами не знают, чего им надо. Да что с них взять! Больные почки, вдов, сирот обижают… Если ты Пинч, так и признайся. Сам знаешь: да – так да, а если нет, то нет! – сурово наставлял Уоддингтон, поднося зажженную спичку к авторучке, которую – как случается с лучшими из нас в минуты бурных чувств – ошибочно принял за сигару.

– В общем нет.

– Что – нет?

– Не женат.

– А разве я говорил, что ты женат?

– Вы спросили, женат ли я.

– Да?

– Да.

– Ты уверен? – уточнил Уоддингтон.

– Вполне. Сразу, как только мы сели, вы спросили, женат ли я.

– А ты что сказал?

– Нет, не женат.

Уоддингтон вздохнул с превеликим облегчением.

– Ну наконец-то мы все и выяснили. И чего ты топтался вокруг да около, понять не могу! Так вот что я тебе скажу, Пинч, и скажу серьезно, я ведь старше, мудрее, красивее. – Уоддингтон задумчиво попыхтел авторучкой. – Вот тебе мой совет, Пинч. Позаботься, чтоб денежки твои, когда ты женишься, остались при тебе, и держи их покрепче. Нельзя вечно клянчить у жены! У мужчины свои расходы. Возьми, к примеру, хоть меня. Когда женился, я был богат. У меня водились собственные деньги, и меня все любили. А уж щедрый я был, нет слов! Купил жене – это я о первой – жемчужное ожерелье. Пятьдесят тысяч отвалил!

Он вскинул на Джорджа блестящие глаза, а тот, почувствовав, что от него ждут комментариев, заметил, да, такой подарок делает ему честь.

– Честь тут ни при чем. Тут денежки требовались. Наличные. Пятьдесят тысяч. И что дальше? Женился я снова и потерял все свои деньги. Вот и завишу от второй жены. Да, Уинч, перед тобой разоренный человек! Признаюсь тебе, Пинч, еще кое в чем. Этого я никому не говорил и тебе не сказал бы, да уж очень ты мне нравишься. Я не хозяин в своем собственном доме!

– Неужели?!

– Да-да! Не хозяин! В собственном доме! Я желаю жить на великом, славном Западе, а жена настаивает, чтобы мы оставались на Востоке, где человеку губят душу. И еще… – Запнувшись, Уоддингтон досадливо осмотрел авторучку. – Чертова сигара! На раскуривается никак! – раздраженно пожаловался он.

– Мне кажется, это ручка.

– Ручка? – Прижмурив один глаз, Уоддингтон проверил это сообщение и обнаружил, что оно верно. – И то! – с угрюмым удовлетворением согласился он. – Вот скажи мне, разве на Западе такое возможно? Просит человек сигару, а ему подсовывают ручку! Ни честности, никакого понятия о добросовестной…

– Мисс Уоддингтон была так красива за обедом, – заметил Джордж, робко затрагивая предмет, близкий его сердцу.

– Да, Пинч, – не сбился с темы Уоддингтон, – жена меня обижает.

– Как ей идет стрижка! Просто чудо!