– А миссис Уоддингтон не станет возражать против неожиданного гостя?

Уоддингтон напыжился и размашистым жестом похлопал себя по груди.

– Ха! Как тебя зовут? Финч? Слушай, Финч, неужели я похож на подкаблучника, которым командует жена?

Именно на подкаблучника он и походил, но не тот был момент, чтобы высказываться откровенно.

– Очень любезно с вашей стороны…

– Любезно? Хо-хо! А если б я мчался верхом по этим бескрайним прериям и меня настигла гроза рядом с твоим ранчо, разве ты стал бы колебаться? Любезно – нелюбезно! Сказал бы попросту: «Давай заходи, старина! Мой дом – твой дом!» И все.

Уоддингтон достал ключ.

– Феррис, – распорядился он в холле, – прикажите этим растяпам на кухне, пусть поставят еще один прибор. Ко мне заскочил перекусить мой приятель с Запада.

Безупречная хозяйка старается ни при каких обстоятельствах не выказывать замешательства, прикладывая максимум усилий, чтобы в минуты испытаний вести себя отважно, как индеец на костре. И все-таки в миг, когда миссис Уоддингтон увидела Сигсби, вводящего в гостиную Джорджа, и услышала, как муж объявляет звенящим голосом, что этот прекрасный сын западных прерий заглянул к ним пообедать, она дрогнула.

Правда, быстро оправилась. Все женское в ней подталкивало ее схватить Сигсби за оттопыренные уши и трясти, пока голова не отскочит, но она переборола соблазн. Постепенно остекленевший взор утратил глянец мертвой рыбины, она улыбнулась улыбкой Смерти в поэме, «жуткой призрачной усмешкой», и с напускной любезностью протянула Джорджу подрагивающую руку, вместо того чтоб влепить мужу оплеуху этой самой ручкой от всей души.

– Как ми-и-ило! – пропела миссис Уоддингтон. – Очень, очень рада, что сумели зайти к нам, мистер…

Она приостановилась, и Джордж, уставившись на нее замутненным взором, сообразил – она хочет узнать его имя. Он бы с радостью ей сообщил, но, как на грех, сам начисто забыл, как его зовут. В мозгах смутно брезжило что-то там на «Ф», а может, и на «Д», но дальше зияла пустота.

А все оттого, что, пожимая руку хозяйке, Джордж краем глаза заметил Молли.

Девушка была в новом вечернем платье – это о нем она с таким чувством толковала отцу в их недавнем разговоре, – и Джорджу почудилось, будто с глаз его упала пелена и он видит ее в первый раз. Он и прежде смутно догадывался, что у нее вроде как есть руки, плечи и волосы, но только сейчас разглядел – да, они действительно есть! И руки, и плечи, и волосы – в самом глубоком, священном смысле этих слов. Словно богиня сбросила покрывало. Словно ожила прекрасная статуя… Словно… Ну, в общем, передать мы хотим одно: Джордж Финч был потрясен. Глаза у него округлились до размеров блюдец, кончик носа задергался как у кролика, а кто-то невидимый принялся окатывать ему спину ледяной водой.

Миссис Уоддингтон, окинув его долгим пристальным взглядом, от которого на лбу у бедняги выступила испарина, отвернулась и завела разговор с содовым королем. Особо пылкого желания узнать фамилию Джорджа она не испытывала, а вот на надгробном камне она прочитала бы ее с превеликим удовольствием.

– Обед подан! – провозгласил Феррис, появляясь бесшумно, будто джинн, вызванный волшебной лампой.

Джорджа увлек поток миллионеров. Он все еще слабо сглатывал, пытаясь что-то выговорить.

Нет большей неловкости для человека застенчивого и впечатлительного, чем званый обед, когда чутье нашептывает ему, что гость он на нем нежеланный. В данном случае это нашептывало не только чутье, но и взгляды миссис Уоддингтон, которые она периодически метала, превращая Джорджа в бесформенную пульпу, подгадывая как раз те моменты, когда ему казалось, что, если б с ним обходились мягче и ласковей, он в конце концов воспрянул бы духом.