Мы устроили небольшую прощальную вечеринку, которая, впрочем, мало чем отличалась от не прощальных. В самый разгар к нам в трейлер зашел мой угнетатель, капиталист Скотт.

– Уезжаешь? – спросил он меня.

– Уезжаю, Скотт! – ответил я, смачно произнося его имя, без всякой грусти. Паренек помялся некоторое время, потом спросил:

– У тебя зажигалка есть?

– Нет! – торжествующе ответил я. – Ты будешь смеяться, но зажигалки у меня как раз и нет!

Тогда Скотт вытащил из кармана красивую зажигалку и протянул ее мне.

– На вот. Это настоящий «Ронсон»! – взволнованно сказал он. – Возьми на память! Она совсем новая! Ее только надо заправить бензином! Она будет долго служить!

От неожиданности я смутился и покраснел. Глаза мои заблестели предательским блеском.

– Ты – классный! – дружески хлопнул меня по плечу пацан и выскочил из трейлера. Нет! Определенно, эти англичане замечательные ребята! Зря я так на них вначале!

Утром я сел на автобус и доехал до Ромфорда. Оттуда на электричке до Лондона. В лондонской электричке было неприлично тихо: никто не предлагал мне фломастеров, гелевых авторучек, средств от тараканов, надувных шариков, средств от облысения. Не было там и нищих. Кресла были мягкие, обитые яркой материей. Половину моих заработанных невыносимо честным трудом пришлось потратить на дорогу. Правда, я, с присущей всякому русскому, любящему быструю езду, изобретательностью, решил хоть немножко обмануть правительство Англии. Я взял билет до Стретфорда, а сам доехал до Ливерпуль-стрит. На одну остановку больше. Эта хитрость обошлась мне еще в четыре фунта. Там стоят такие хреновины, куда ты суешь свой проездной билет и они тебя пропускают. Я сунул свой – однако створки не открылись. Напрасно я объяснял служащему, что сам я не местный, что у меня украли деньги, что я давно не ел, что я случайно заснул и проспал остановку. Пришлось мне кроме стоимости билета доплачивать еще и штраф. Никогда, слышите, никогда не пытайтесь обманывать английское правительство!

Погоды стояли прекрасные. Светило солнце. По улицам гуляли пейсатые хасиды, высокомерные негры с толстыми золотыми цепями, восторженные японцы и китайцы с фотоаппаратами. Целый день я изображал из себя туриста: валялся на травке в Hyde Park, наслаждаясь свободой и бездельем. Мышцы мои были расслаблены, по членам растекалось тепло, наполняя меня блаженством. Неподалеку от Westminster bridge я спустился к Темзе-матушке. (Если честно, то я, наконец-то решился помыть ноги и сменить носки.) Взволновалась матушка Темза. Вспенились ее воды. Прости меня, Темза! И я опустил в нее свои многострадальные, натруженные, красные ноги со вздувшимися синими венами. Всплыла испуганно кверху брюхом маленькая рыбешка. Когда я постирал носки – вода в реке почернела. Всплыла рыбешка покрупнее. Постиранные носки я привязал накрепко к ремням своего рюкзака, где они развевались до конца моего неофициального визита в Англию гордым знаменем победы духа над бытием.

Когда пришла пора позаботиться о ночлеге, я доехал на метро до Илфорда и через пару часов поиска разыскал Гэри. Он с сосредоточенной внимательностью гинеколога изучал содержимое мусорного контейнера напротив Mocha Hamburger bar. Гэри очень удивился, увидев меня живым и богатым, хотя изрядно потрепанным английской жизнью, а от денег, которые я пытался ему возвратить, решительно отказался.

– А где Ронни? – спросил я.

– Дома, – ответил он.

Домом Ронни оказался старый автобус без колес, стоящий в небольшом овраге недалеко от железнодорожной станции. Это был не только его дом. К полуночи туда набились еще человек двадцать мужчин. Почти у каждого с собой было! Стали вечерять. Это было такое коммунистическое общество. Все были бедны, но счастливы. Бомжи щедро делились своими припасами не только друг с другом, но и со мной. В основном это было дешевое виски и бычки от сигарет. Можете представить себе, как они развлекались! Вонь стояла такая, что, ориентируясь только по ней, можно было без особого труда, даже с насморком, в кромешной тьме, разыскать этот странный дом с расстояния 10 миль. Никто не спал этой ночью. Мило так общались, делились впечатлениями прожитого дня, пукали, смеялись. Все как обычно.