Нет, не все так просто. Назовите это шестым чувством, но ей было совершенно ясно: с ними обоими происходило нечто такое, что случается очень редко, крайне редко, и что по этой причине принято называть чудом. Если она вдруг утратила дар речи, то ведь и он молчал. Молчал, потому что слова были не нужны. Они понимали друг друга без слов. Стремление узнать друг друга, познать друг друга как можно глубже захватило обоих. Кэролайн уже и не пыталась себя обмануть – он зажег в ней страсть, и эта страсть была взаимной.

Решившись оторвать взгляд от рубиновой броши, под которой, укрытый накрахмаленным белым шарфом, в каком-то нервном ритме ходил вверх-вниз его кадык, Кэролайн сказала:

– Милорд.

Его черные зрачки загадочно сверкнули, густые, загнутые кверху темные ресницы притушили таинственный блеск. Перед ней был безупречно воспитанный джентльмен, с честью носивший высокий титул. Джентльмен с незапятнанной репутацией.

– Да, миледи.

В его дыхании немного чувствовался запах корицы. Как можно не поверить такому красавцу? Как можно не поддаться обаянию этой лукавой улыбки…

– Почему вы пригласили меня на танец?

Он чуть сильнее сжал ее пальцы, но, вполне возможно, сделал это лишь для того, чтобы точнее направить ее движения.

– Почему бы нет?

– Мне подумалось, что вам с лихвой хватило моего общества после нашей беседы в кабинете лорда Альбертсона.

– Так мы там беседовали? – Эта обворожительная ухмылка живо напомнила ей эпизод с участием графа Линдси и леди Дженкин. Только тогда улыбка предназначалась леди Дженкин, а не ей. – Помнится, вы ушли, не дождавшись моих извинений.

– Я не предполагала, что они последуют.

– Именно это я хотел сказать.

Прозвучал последний аккорд, и музыка стихла. Танец закончился. Как бы ей хотелось, чтобы он продлился еще немного. Хотя бы для того, чтобы сказать ему, что он невыносим… Она вся кипела от раздражения, но твердо решила не подавать виду, что графу Линдси удалось вывести ее из себя.

– Вы так хороши, когда клянете меня на все лады. Пусть даже про себя, – с едва сдерживаемым смешком сообщил Линдси.

Как он догадался? Он что, еще и мысли умеет читать?

Негодяй.

Распутник.

Притворщик.

– Необыкновенно хороши!

Близился час желанного свидания. Желанного свидания с картиной, которую Линдси предстояло украсть. Линдси не был настолько безнравственным и беспринципным, чтобы не испытывать мук совести. Он был виноват как перед леди Дженкин, чувства которой намеренно обманул, так и перед ее супругом, который, скорее всего, не подозревал, что купленная им картина была украдена у покойного графа. Но куда деваться? Отец поставил его перед выбором: лишиться всего или презреть условности. Может, до знакомства с леди Николсон он бы смотрел на перспективу встречи с влюбленной в него темпераментной и привлекательной женщиной с некоторым оптимизмом, но сейчас мечтал лишь как можно скорее закончить дело и забыть обо всем, что с ним связано.

Вздохнув, он расплатился с извозчиком и сквозь мглистый туман, поднимающийся от мостовой – время близилось к полуночи, – направился к дому лорда и леди Дженкин. Улица была безлюдна – в этом Линдси повезло. Леди Дженкин, верная себе, предельно конкретно указала час свидания, уточнив, что дверь в дом с заднего двора будет открыта, вся прислуга будет спать, а сама она будет ждать его в спальне, раздетая и готовая отдать ему свое тело вместе с душой. Он был благодарен ей за предусмотрительность и внимание к деталям.

Пока все шло как по маслу. Оказавшись в доме, Линдси прислушался, но услышал лишь мерное тиканье часов на каминной полке в вестибюле. Он неслышно, благодаря толстому ковру на полу, преодолел пространство, отделявшее его от лестницы, когда вдруг увидел на ней лакея. Спрятавшись за стоящим в углу вазоном с павлиньими перьями, Линдси оценивал свои шансы остаться незамеченным. Увы, в его ситуации полагаться на удачу было опасно. Благо Линдси заранее позаботился о наряде – темно-серый плащ, скрывающий силуэт, цилиндр с достаточно широкими полями, чтобы прикрыть лицо.