Сначала я хотел снова позвонить Белорецкому, но потом решил посетить его лично. Не думаю, что он откажет мне в аудиенции, как Обухов. Впрочем, Степан Митрофанович мне и не отказывал, всё застопорилось на секретаре. Ну ничего страшного, завтра утром задам свои вопросы. До управления полиции чуть больше двух километров, оно находится на Литейном проспекте. Часть пути я решил пройти пешком, чтобы ветер с Невы охладил разгорячённый мозг и успокоил нервы. Ну и на ветру слёзы выглядят вполне естественно. Вот перейду через мост и вызову такси.

Когда дошёл до середины моста, остановился и некоторое время смотрел на чёрную рябь Невы, частично освещённую подсветкой моста, на редкие проплывающие корабли, которые никак не хотели уходить на зиму в доки несмотря на завершение сезона навигации. Богатые купцы пользовались тем, что вода ещё не схватилась льдом и наплевав на возможные штрафы везли свой товар, готовясь к зимней торговле. Наблюдая за всей этой неторопливой движухой, я почувствовал, как мне полегчало и стало зябко, особенно ногам.

Быстрым шагом я дошёл до конца моста и решил, что мне на хрен не нужно никакое такси, я почти дошёл. А вот стакан орехового рафа мне точно не повредит, поэтому я потратил на эту покупку ещё пять минут своего времени. На часах полшестого, рабочий день в полиции близится к концу, но ещё не завершён. Белорецкий, как настоящий капитан большого судна, сходит на берег последним, я просто обязан его застать.

Что вполне естественно, меня к нему в кабинет не пустили. Да что там в кабинет, дежурный на входе сказал, что визиты на сегодня завершены и надо приходить завтра утром. Ладно, тогда достаём козырной туз. Я всё-таки позвонил Белорецкому и сказал, что я стою внизу возле дежурного. Ровно через минуту меня не только пропустили, но и выдали сопровождающего, который провёл меня до самого кабинета главного полицмейстера.

Возле кабинета пусто, секретаря в приёмной уже нет или отлучился. Я воспользовался моментом, постучал в дверь самого кабинета и тут же её открыл. Вот же удача! Павел Афанасьевич был один, копошился в бумагах, перекладывал папки с места на место. На большинстве папок я увидел надпись “дело Баженова”, а рядом номер. Охренеть не встать, это они столько накопали только по делу князя? Впрочем, это сложно назвать просто делом. Это целый конгломерат, опутанный тонкой паутиной.

– Слушаю вас Александр Петрович, – сказал Белорецкий и отодвинул в сторону одну из стопок папок. Особой приветливости в его голосе я не заметил, но и неприязни не было точно. Человек просто устал и хочет домой.

– Павел Афанасьевич, я всё понимаю, что у вас очень много дел, поэтому я буду краток, – сказал я, а убедившись, что он смотрит на меня вполне вменяемым внимательным взглядом.

Я чётко по полочкам разложил ему все свои аргументы по поводу невиновности Андрея. Получается, что основная статья обвинения с него снимается, даже если он не захочет сотрудничать. Да и толку от его показаний, если всё уже разрешилось без его участия. Белорецкий меня внимательно слушал, подперев щёку рукой. Такое чувство, что он выслушивает сказки про пропажу колбасы из уст шестилетнего ребёнка, когда очень интересно, но толку от этой информации никакой.

Я остановился на полуслове, понимая, что продолжение значения не имеет, и ждал его реакцию. Должен же он мне что-то на всё это ответить. А вместо ответа он, убедившись, что я закончил, подвинул ко мне одну из стопок папок, совсем свеженьких и ещё не сильно распухших от дополнительных материалов. Их там было штук пять.

– Это результаты расследований по разным делам, следы которых так или иначе выводят на Боткина. Мне это всё передали буквально только что. Почему и как эти дела выводят на боткина, мы узнали от двух его подельников, которых удалось допросить, в том числе с помощью мастера душ. До этого дня всё это считалось бесперспективным к раскрытию, так как следы уводили в никуда. Теперь всё стало на свои места. если есть желание, можете ознакомиться. Только в пределах этого кабинета. У вас ещё есть вопросы по поводу меры пресечения планируемой в отношении Боткина Андрея Серафимовича?