Пока чекист рассказывал о нас, для полноты представления наконец предъявив свои настоящие документы, я осматривал трофейное оружие.

Три уже знакомых винтовки Маузера и под сотню патронов. В общем, с таким арсеналом я мог начать работать по противнику, не опасаясь, что быстро израсходую последний боезапас. Однако тем не менее, на мой взгляд, для штурма и освобождения города всё же этого количества могло и не хватить. С другой стороны, я помнил: оружие, как и патроны, можно всегда добыть в бою. А потому посчитал, что теперь для осуществления моего не совсем адекватного замысла я вполне прилично обеспечен почти всем необходимым.

Осталось только решить два вопроса: куда-то деть Воронцова, потому что не в его состоянии было штурмовать города. И дождаться темноты.

Посмотрел на небо, которое орошало землю мелким дождём, и, прикинув по скрывающемуся за тучами солнцу, понял, что сейчас около полудня. Впрочем, это подтвердили и наручные часы, что были у лейтенанта госбезопасности.

– Одиннадцать сорок, – ответил на мой вопрос он, продолжая общение с Твердевым.

«Темнеть начинает сейчас около восьми вечера. А значит, со своими попутчиками я пробуду до четырёх дня. Если к этому времени обоз не догоним, то оставлю их в лесу, заберу часть оружия и двинусь обратно к Новску. В темноте найду способ проникнуть в город, а там уже разберусь, что к чему, и найду Алёну и других оставшихся в живых», – подумал я и, решив не терять времени, прервав разгоревшуюся беседу чекиста и подпольщика о том, где именно сейчас находится линия фронта, сказал:

– Ну что, товарищ Воронцов, пора примерить на себя повязку.

С этими словами я нагнулся к уничтоженному полицаю и, сняв с его рукава кусок белой материи, протянул его лейтенанту госбезопасности.

Тот вначале не понял, что происходит, а потом, как понял, побелел ещё больше и, отшатнувшись от меня, как от прокажённого, зарычал:

– Ты в своём уме, Забабашкин?! Ты кому это протягиваешь?! Я красный командир, а не предатель!

– Да я и не говорю о предательстве. Я говорю, надо переодеться тебе и стать полицаем, – ответил я и, видя, что у чекиста сейчас начнётся очередной приступ злости, тут же поправился: – Разумеется, на время. Можешь считать себя разведчиком в тылу врага. Как вот товарищ Твердев. Впрочем, – тут я хмыкнул, – это совсем недалеко от правды, ведь по факту так оно и есть – мы в тылу, а вокруг враги.

Воронцов постоял некоторое время в задумчивости, затем скорчил брезгливую гримасу, взял из моих рук белую тряпку и поинтересовался, что я хочу предложить.

А вариантов дальнейшего поведения у нас, на мой взгляд, было всего два. О чём я и поведал командиру и подпольщику.

– Начальный шаг для двух дальнейших вариантов один и тот же: ты, товарищ Воронцов, переодеваешься в гражданскую одежду, надеваешь эту самую пресловутую повязку, и мы едем дальше, вперёд. А вот дальнейшие наши шаги нужно будет делать исходя из того, что мы выберем. Первый вариант: вы, два полицая, везёте не только еду, но и меня в качестве своего раненого товарища. Можно было бы сделать так, что я бы переоделся в немецкую форму и сошёл бы за солдата, но в моём состоянии это сделать непросто. Да и смысла от такого действия сейчас особо не будет. Ведь если мы будем сидеть в телеге все втроём, то станем уязвимой групповой целью и в случае опасности ничего противопоставить противнику не сможем. Поэтому предлагаю более реальный вариант. Вы двое играете в полицаев, а я тем временем двигаюсь параллельно дороге и прикрываю вас. Варианты, по которым мы начинаем искать объезд или вообще возвращаемся назад, я предлагаю не рассматривать вообще. Ведь при поиске альтернативной дороги мы неминуемо либо заблудимся, либо нарвёмся на кого-нибудь. Что так что так в любом случае при таком раскладе обоз мы этими крюками не обнаружим и не догоним.