Поляна, куда привели Артура Каримовича, была, как бы отгорожена от поля полуразвалившимся кирпичным забором, и, соответственно, он был параллелен трассе, с которой он вылетел. Этот забор защищал от ветра с поля и не давал возможности автомобилистам с дороги увидеть костёр, поддерживаемый маленькой коммуной. Недалеко от забора, по обе стороны от костра, виднелось два сооружения. Прямо перед ним возвышалась небольшая, занесённая снегом крыша землянки, а может подвала, с маленькой, но массивной дощатой дверью, метра полтора в высоту и сантиметров семьдесят в ширину. А по левую руку от него стоял домик или сарайчик с окнами, заколоченными досками. Он удивился этому, чисто южнорусскому сооружению, которое было сделано не из кирпича и не из дерева, а из самана, то есть из глины, армированной деревянной дранкой. Насстенах домика сохранилась побелка, но участки обвалившейся глины на стенах позволяли рассмотреть их устройство.

– Что, залюбовался? – спросил Лёха

– Ну да. Необычное сооружение для подмосковья двадцать первого века. Будто хатка привезена с Украины или Молдовы, может, Кубани, – ответил Артур Каримович.

– Так в Москве и Подмосковье вся страна живёт. Так захотели красавчики, захватившие страну в семнадцатом году и их новые приспешники, реставрировавшие партсистему в феодолизм. Так чё удивляться-то? – засмеялся Лёха.

– Да ты, Лёха, прям как доктор философии рассуждаешь, – хохотнул в ответ Артур Каримович и осёкся, заметив, как посуровело лицо его собеседника.

– Так я, чувак, и есть доктор философии. А ты чем знаменит, кроме того, что сумел ловко наворовать, нечаянно для себя оказавшись в нужном месте в нужное время? – спросил Лёха, резко и агрессивно повернувшись к Артуру Каримовичу.

Артур Каримович реально испугался собеседника, но природная смекалка позволила ему парировать слова оппонента.

– Да ладно, Лёха, не кипишись, вот выползу отсюда и открою философский институт и тебя во главе поставлю. Я успел уворовать, а ты нет, но через институт восстановим божескую справедливость, перераспределяя между нами деньги, да и обществу, явно будет лучше от этого, всё прогресс будет. Зуб даю, Лёха, что институт с тобой открою. Только выбраться бы.

– Зуб херня, – ответил Лёха и, зажав указательным пальцем правую ноздрю, сморкнулся, – за базар, зубом ответить не проблема. Ведь, правда, не проблема?

– Ты, Лёша, по другим меня не суди. Я, Артур, тебе сказал, я сделаю. Вас всех отблагодарю, ведь вы меня спасли, правда? – полувопросительно произнёс Артур Каримович, не совсем понимая как развернуться события. Надо же, дурно пахнущие доктора философии объявились, а ведь, по его мнению, все достойные доктора сидят в чистоте в кембриджах и гарвардах, поскольку не осталось в этой стране ни науки ни философии, осталось здесь только удобрение для эксплуатации, алкаши крепостные.

– Ну, ну, – завершил диалог Лёха, – ты, Артурка, иди к костру, погрейся, а то замёрзнешь до смерти и кранты моему институту философии.

У костра стояли чурбаны, Артур Каримович примостился на один из них. Вытянул ноги и руки к огню. Замёрз настолько, что прошла, может, минута, а то и более, когда, наконец, конечности почувствовали жар. Стопы и пальцы на руках заломило теперь от тепла. Видать сильно они были переморожены. Лицу и груди тоже стало тепло, зато спину сковывал мороз, и пришлось повернуться спиной к костру. Так он и ворочался, подставляя огню то бока, то спину или грудь, а Али с Иван Ивановичем воткнули около костра два кола с рогатинами на концах, а между ними перекинули жердь, к которой подвесили котелок.