– Маш, я что сказал? – голос начальника врезается в спину, дергает за струны нервов, играя какую-то сильно волнующую мелодию.

– Я просто…

– Что ты просто, – он все ближе, я чувствую. И запах пота. Вместо того, чтобы поморщиться, я наоборот втягиваю его, задыхаюсь им. Тяжелое, горячее дыхание в затылок. И тут же волоски дыбом. В самых неожиданных местах.

– Вы издавали странные звуки, и я подумала, что вам плохо, – и чего мой голос такой сиплый. Нужно повернуться или уйти, а я на месте застыла. Не могу и шага сделать.

Сглатываю, когда он протягивает руку, касаясь моей, и обхватывает статуэтку вместе с моими пальцами. Я смотрю на это заворожённой дурочкой, потому что выглядит это словно мы держим…

– Мне плохо, поэтому тебе сейчас лучше уйти…

– Потому что? – мне нужно это услышать. Услышать и понять, что пора прекращать общаться с начальником в такой непринужденной форме. Пора возвращаться в свою раковину, где нет эмоций к противоположному полу.

– Потому что если ты останешься, то вряд ли мы сможем сохранить прежний формат отношений.

Я выдёргиваю руку из его пальцев, киваю скорее сама себе, услышав то, что нужно было озвучить.

– Тогда я пойду.

– Иди, – хрипит он, а я выбегаю, закрываю дверь и слышу звон керамики.

Я присаживаюсь на стол и обнимаю себя за плечи. Всего месяц прошел, а дурацкое пророчество Софы сбывается. Я вроде ничего не делаю, не флиртую, но понимаю, что совершенно по-дурацки влюбилась в босса. И, конечно, это пройдет. Я уже не раз влюблялась. Потом все проходило. Значит и тут пройдет. Проблема в том, что, кажется, босс тоже… Хочет выбрать другой формат общения. А этого допустить никак нельзя.

Я сажусь за работу и стараюсь в течение дня больше не попадаться Распутину на глаза и разговаривать с ним только строгим, профессиональным тоном.

Задаю вопросы, получаю задания, выполняю, отчитываюсь.

Больше никаких неуместных фраз. Я даже больше ни в какие передряги не попадаю. Мой календарь снова на нуле, но, если я не буду волноваться, я и в передряги попадать не буду.

Заканчиваю работу ровно в шесть.

Встаю, собираю все в сумку. Иду к лифту, надеясь успеть до того, как выйдет начальник. На кнопку усиленно жму.

Давай, давай, чего ж ты такой медленный лифт.

Но мое везение не распространяется так далеко. Дверь в кабинет Распутина открывается, и он выходит как обычно при полном параде. Встает рядом, утыкается в телефон. Возможно тоже что-то для себя решил.

– Вам придется спуститься со мной на парковку.

– Это еще зачем? Мне уже бежать надо. Да и я сама доеду на автобусе.

– За моими рубашками. Они так и лежат в багажнике.

– А… Хорошо, – соглашаюсь, двери лифта открываются. Я как обычно мешкаю перед тем, как войти в эту кабину страха, а начальник уже привычно толкает меня в поясницу, активизируя все мои нервные окончания. – Я тогда доделаю тот эскиз?

– Да, он был самый удачный.

– А остальные?

– Остальные на свалку. Вы, несмотря на профессию, продолжаете романтизировать авиастроение. Это вам не пони с единорогами – это техника, которая может как и убить, так и спасти.

– Прямо как любовь.

– Что?

– Ничего, – тут же отворачиваюсь, смотря на горящее табло. Быстрее бы… Первый. Минус первый. Наконец-то.

Двери лифта открываются. Как ошпаренная выбегаю. Мы тут же идем к машине, возле которой уже ждет Гена.

– Добрый вечер? Подвезем Марию Викторовну?

– Сама доедет. Пакеты из багажника.

– А точно, – он что-то нажимает, и дверца открывается сама. Я вытаскиваю пакеты и улыбаюсь Гене.

– Спасибо большое, до завтра.

– Хорошего вечера.

– Гена, поехали! – рявкает Распутин, и я тут же убегаю обратно к лифтам. Поднимаюсь на первый этаж. Улыбаюсь девчонкам на ресепшне. Уже на выходе слышу свое имя. Раз. Другой.