Почему вообще ему понадобилось изменять? От Риты гулять?

Что ему не хватало? И получил ли он это в сексе с другой? А могла бы я ему это дать?

Встряхиваю голову, отворачиваясь к противоположному окну. Щеки горят. Во рту пересохло. А между ног никогда не было тааак влажно…

— Ну, вот смотри. Пусть эти заявления заполнит. Потом придет в Отдел кадров. Мы ему должность нашли, пусть устраивается.

— Ладно.

А что еще я могу сказать? Трахни меня? Лучше помолчать, чтобы глупость не сморозить.

— Извини, что побеспокоила.

— Да ладно, мне не сложно, — все-таки поднимаю глаза, втыкаясь взглядом в острые черты его лица. Легкую небритость и усталость. Не могу разглядеть цвет глаз, хотя и очень интересно. А еще интересно, почему он сжал пальцы в кулак, словно в напряжении.

— Ну, я тогда пойду? — почему я спрашиваю, почему сижу на месте, словно никуда уходить не собираюсь, продолжая впитывать запах кожи, одеколона и мятных сигарет? Не говоря уже о лице с тяжелыми бровями, из-за которых он кажется еще более суровым, полными губами, чуть поджатыми.

— Точно?

Сначала даже показалось, что ослышалась. Но при этом он не отвел взгляд, продолжая меня разглядывать. Невольно прикрыла коленки, покрытые мурашками.

Зачем он это сказал, что имел в виду? Неужели нравлюсь? Вот такая, в простом домашнем халате с вороньим гнездом на голове? Неужели у меня вообще есть шанс когда-нибудь переспать с мужчиной, который умеет пользоваться одеколоном? Который не вытирает рот грязным рукавом и пьет, не прихлебывая?

В голову ядовитыми щупальцами лезут мысли о словах Ритки, какой Данил умелый любовник. Заставляют дрожать тело, представлять, каково это - быть на ее месте.

Глупо. Глупо.

— Я пойду, — вцепляюсь в папку крепче, вылезаю. Из машины. Меня чуть ветром не сносит. Но я добегаю до подъезда, слышу, как машина начинает тихонько газовать.

Оборачиваюсь. Его не видно. Да и не смотрит он на меня, но мое тело все равно пылает, словно вместо слова: «Точно?» — он как минимум меня изнасиловал. А я как минимум не сопротивлялась. Как максимум выла от пронизывающего, как холодный ветер, удовольствия.

Уже дома я постаралась выкинуть Данила из головы и заняться сыном. В конце концов, время уже полдесятого, а он даже не планирует ложиться. Не то чтобы он плохо просыпается с утра, просто у меня есть срочное дело в душе, которое я смогу начать только, когда он спать ляжет.

— Руслан, наверное, надо уже спать пойти.

— Не хочется, да и рано еще.

— Ну, тогда иди, русский переписывай. Я видела в тетрадке помарки, - блин, эта школа меня доведет. А еще только первый класс.

— Пойду спать, — вздыхает он и косится на меня. — Ничего здесь не трогай.

Да куда уж мне? Руки-крюки. Все, что я могу делать руками, это убираться. Да и то бывают перебои с удачей.

Руслан уходит в ванную, умывается, потом в свою комнату. Хотя свой конструктор привык собирать возле меня. Пока он укладывается, я иду на кухню, чтобы помыть остатки посуды и просто заняться бытовыми вещами. В хлипкой надежде, что перед глазами перестанет мелькать образ чужого мужа, а я перестану бояться, что уже завтра на меня будут показывать пальцем только за похабные мысли в его отношении.

Просто у меня очень давно не было секса. Можно, конечно, всегда позвонить Демидову. Он не будет против выполнить свой супружеский долг бывшего мужа, но в тот же день прискачет с вещами и свесит ножки с моей шеи.

А я уже этого нахлебалась. Хватит! В любом случае придется справляться с возбуждением самой, как только сын заснет.

Даже грустно как-то. Раньше ему требовалось читать на ночь. А теперь он читает сам. Про огромных драконов и школы волшебства. Иногда я прошу его рассказать, что он там такого интересного прочитал.