– У меня машина, можем ее догнать! – заявил американец. Глаза его мерцали, как проблесковые маячки, из чего я сделала вывод, что имею дело с подростком преклонных лет, который в детстве обожал книжки Фенимора Купера про индейцев и погони.

Мы запрыгнули в черный «мерседес». К счастью, такси Марты Нойманн слегка замешкалось на светофоре, поэтому мы не слишком отстали. От цели меня отделяли старый «фольксваген» и пассажирский автобус.

– Но вы сказали ей обо мне? – поинтересовалась я.

– Не успел, она очень спешила, – признался Томас. – Мне дали ее номер, сейчас позвоню и скажу, что мы за ней едем.

Но номер американец впопыхах записал неправильный – вместо фройляйн ответил какой-то недружелюбный немецкий герр, который с восклицанием «шайзе!» бросил трубку. Поэтому все, что оставалось, – преследовать эту чертову немку в лучших традициях фильма «Такси». Впрочем, одному из нас это точно нравилось: Томас, казалось, сбросил лет двадцать, постоянно болтал и шутил на свой прямолинейный американский лад.

Я бы с удовольствием поделилась описанием долгой захватывающей погони по рождественскому Берлину, но, несмотря на рвение Томаса, она оборвалась довольно быстро. Автобус с неповоротливостью бегемота неизбежно вставал у нас на пути, загораживая такси. Через пару улиц машина Марты Нойманн проскочила на зеленый свет, а мы не успели. Томас выругался и виновато посмотрел на меня. А я обреченно посмотрела на картину и сообщила, что хочу выпить. Мы остановились у первого попавшегося паба с дверью, обвешанной мигающими гирляндами, где я заказала красного вина, а Томас – капучино. В конце концов, размышляла я, можно передать картину через американца – на тот случай, если отловить Марту Нойманн не получится. Правда, в этом случае Томасу придется долго и безуспешно объяснять, что символизирует доберман с мячом (хотела бы я и сама это знать) и причем здесь русские. Вот это поездочка…

– Вы когда-нибудь бывали в немецкой опере? – поинтересовался вдруг Томас.

– Нет.

– Пойдемте сегодня вечером, я приглашаю.

Я сказала, что не могу бросить подругу, но американец ответил, что купит столько билетов, сколько нужно, чтобы я наконец-то перестала думать о Марте Нойманн и немного развлеклась. Таким образом, вечер мы провели втроем. Наблюдали, как ведьма в черной остроконечной шляпе пытается сожрать заблудших Гензеля и Гретель, завывая на весь зал по-немецки. Томас и Ольга быстро нашли общий язык на почве экономической журналистики и отправились после оперы в ресторан. А я пошла спать. Я слишком устала гоняться за неуловимой фройляйн Нойманн по следу из хлебных крошек, которые насыпал мой дед.

До Рождества оставалось два дня, когда снова позвонил Томас.

– У нашего коллеги завтра день рождения, мы собираемся на ужин в одном ресторанчике в районе Шарлоттенбурга. Марта Нойманн там будет. Кстати, я сказал ей о вас, она заинтересовалась, – сообщил он.

– Как же я приду на чужой праздник? – засомневалась я.

– Имениннику я о вас тоже сказал. Ему интересно будет пообщаться с русской журналисткой.

– Спасибо, Томас. Я только передам картину и уйду.

Нужно ли говорить, что, когда я явилась на торжество, Марты Нойманн там не было?! А существует ли эта женщина на самом деле, раздраженно думала я. Призрак. Она похожа на призрак. Томас смотрел на меня с сочувствием.

– Марта заболела, – сказал он. – Но она живет неподалеку, так что вы можете передать ей картину дома. Оставила адрес.

…Я стою у старого особняка грязно-бежевого цвета. Смотрю вверх, где барельефы, где мутное темное небо и мельтешение бесчисленных капель, где загораются и гаснут незнакомые окна. Помню этот момент, как сейчас. Иногда он снится, этот дождь на моем лице. Мгновение до истины.