И первый же вечер в проклятом агентстве заклеймил меня на всю оставшуюся жизнь. Рафаэль пообещал, что никогда и никому не скажет, как и где мы познакомились, но Габриэль просто должен был сунуть свой нос в наши отношения, потому что кичился правом старшего брата заботиться о благополучии младшего.

И если Дима узнает, вряд ли его порадует перспектива заполучить мину замедленного действия в свою безупречную биографию.

Даже пенять не на кого, потому что во всем от и до виновата только я.

Я должна была все ему рассказать. Сразу расставить все точки над «i» и тогда, скорее всего, мы бы просто разошлись двумя одиночествами. Но, видит бог, он был так сильно мне нужен! И я смалодушничала, поддалась голосу сердца, который нашептывал, что рядом с этим человеком моя жизнь, которую я добровольно положила в гроб Рафаэля, сможет воскреснуть, как феникс из пепла.

Дима ждет меня около ворот. Я паркуюсь черте как, выскальзываю наружу и просто стою, пока он ходит взад-вперед, и его нервозность выдают сжатые в карманах кулаки. Он реагирует на звук мотора, оглядывается и широким шагом идет ко мне. Ни о чем не спрашивает, просто обнимает ладонями за щеки и крепко прижимается губами к моим губам. А даже не могу наскрести сил, чтобы обнять его в ответ, и проклятые руки безвольно висят вдоль тела, словно веревочные.

— Я должен был сказать тебе, - безошибочно угадывает он причину моего уничтоженного настроения. – Прости, малышка, я должен был, но просто не знал, как это сделать. Надеялся подобрать удачный момент. Габриэль же только вчера прилете. Где вы успели?..

— На кладбище, - перебиваю я.

Знаю, Дима будет расстроен, потому что в унисон советам моего психолога утверждает, что эти свидания с мертвецом рушат результаты многодневной терапии. Но видимо не в этот раз, поэтому что Дима просто прижимает мою голову к своему плечу и шепчет, перебирая пальцами растрепанные волосы:

— Хочешь, я пошлю его? Пусть катится в свою Америку.

Мой рот уже открывает для желанного «да!», но в голове мелькают картинки, от которых к горлу подкатывает сухая тошнота. Я точно знаю, что Габриэль все ему расскажет. Он только и ждет, когда я оступлюсь и дам повод разыграть «джокера».

Черта с два он это сделает.

Потому что я сама все расскажу Диме. Обязательно расскажу. Завтра. Или после завтра?

— Он же твой единственный племянник, - говорю, сдерживая неуместную иронию. – Будет странно, если ты его прогонишь.

— Уверена? – с сомнением переспрашивает Дима.

Уверена в чем? Что Габриэль не будет меня доставать? Да, уверена, что будет, и нет, не уверена, что совершаю умный поступок, пытаясь переиграть палача на плахе.

— Мы больше не увидимся до самой церемонии, - озвучиваю то, во что сама же с трудом верю. – А один день я смогу его вытерпеть.

Дима отводит меня в дом, усаживает в кресло и ненадолго пропадает в кухне, чтобы вернуться оттуда со стаканом лимонада и нарезанными яблоками. Весело, чтоб подбодрить, ведет бровями, прекрасно зная, что я совершенно неравнодушна к простым красным яблокам с капелькой терпкости и кислинки. Могу съедать их мешками, как гусеница, и даже не замечаю, что обгрызаю все, до самого хвостика. Поэтому Дима предусмотрительно нарезает их дольками, убирает косточки и тугие пленки, которыми я однажды очень неосторожно подавилась. Так сильно, что пришлось ехать в больницу.

И даже сейчас, когда все почти идеально, и я развеяла морок неприятной встречи, в память врезаются слова Рафаэля о том, что я – ходячие тридцать три несчастья, и за мной нужен глаз да глаз, особенно если я делаю вещи, которыми нормальный человек просто физически не может причинить себе вред.