Разжимаю пальцы и вытряхиваю безвольную руку Киры. Краем глаза замечаю, как та прячет руку за спину, морщится от красного браслета на коже – следа моего неласкового приветствия.

— Увижу тебя здесь еще хоть раз – закопаю рядом, - обещаю, ни капли не лукавя.

Худая бледная дрянь… улыбается? Она это серьезно? Вот так, словно я пообещал задарить ее радужными пони, улыбается?!

— Так иди за лопатой, Эл, - отвечает Кира. Совершенно, блядь, потерявшая страх Кира. – Вырой могилу. На будущее. Чтобы потом не заморачиваться.

Эл. Она назвала меня Эл. Своим поганым блядским ртом, словно имеет на это гребаное моральное право.

И я снова быстрее, чем она: сжимаю ее щеки пальцами, вдавливаю до упора, до зубов, так, что зеленые глаза становятся влажными от слез.

— Как ты меня назвала? Ну-ка, повтори.

— Я-тебя-не-боюсь-Эл, - говорит она по словам, словно для умалишенного.

И я правда не знаю, почему до сих пор позволяю ей дышать.

Пальцы разжимаются - и этот жест совершенно точно не в зоне моего контроля. Просто в голове будто вспыхивает огромный стоп-сигнал, который предупреждает, что эта маленькая тварь снова влезла мне под шкуру и достала то, что давно отболело. Словно разбередила рой дикий ос, вот только в своей слепой злобе они набросились не на своего обидчика, а на первого, кто подвернулся под руку – на меня самого. И кажется, что злость течет по венам - такой яркий и сильный концентрат, что запросто может заменить кровь. И тогда я стану долбаным злым героем из комикса, мистером Хрен_ты_меня_проведешь_грязнуля.

Кира отступает и рукавом, как сопливая девчонка, подтирает глаза. Не ревет – и то хорошо.

— Я приехал на свадьбу, - кривляюсь в злой усмешке. Она вскидывается, хлопает ресницами, как бестолковая Барби, хоть даже в резиновой кукле сексуальности больше, чем в этом ничтожестве, которое вызывает только два желания: накормить, а потом к херам собачьим пинками вытолкать из нашей жизни. – Что, дядя не сказал тебе?

Дима – полный дурак. Или нет – он осел, кретин и тупица, потому что я предупреждал его, с кем он собирает связаться, а вместо слов благодарности услышал пожелание не совать нос в его жизнь. И нравоучение в его занудном стиле: «Тебе пора взрослеть и учиться прощать».

Надеюсь, дорогой любимый дядя, ты по достоинству оценишь, как я послал в жопу твою мудрость. Потому что прощение – это для тех, кто имеет право на второй шанс, а не для девочек, продающих свою любовь за деньги.

— Ты его племянник, - пытается держать лицо Кира, но ее с головой выдает дрожащая нижняя губа. – Было бы странно, если бы Дима пригласил твою мать и не пригласил тебя.

— Это ни разу не странно, это тупо и дерьмово и воняет тухлятиной и насмешкой, потому что брать тебя в жены из-под покойника – это отстой, а вот звать на свадьбу брата человека, которого ты убила – это цинизм.

Почти уверен, что сейчас этот уродливый рот откроется, и Кира снова вывалит на меня дерьмо в духе: «Я не виновата!», но что-то видимо изменилась за эти два года, раз она даже не пытается оправдываться. Или моя злость вправила ей мозги, и инстинкт самосохранения включил позднее зажигание?

— Тебе обязательно все портить, да? – вдруг оживает эта бледная моль, и зеленые глаза сверкают, словно криптонит. – Снова ворошить прошлое?

— А ты думала расслабить булки и жить королевой?

— Я по крайней мере не питаюсь чужим страхом, - отвечает она с горькой усмешкой.

— Ну вот видишь, как легко мы выяснили, что с голоду я не подохну, потому что в моем распоряжении будет вечный генератор.

Она все-таки надламывается: едва заметно опускает плечи, хоть явно пытается удержать голову ровно и сохранить невозмутимое выражение лица. Но мы оба знаем, что со мной у нее это никогда не работало, потому что – так уж распорядилась судьба – я, похоже, единственный, на кого не действует эта ее «я-невинная-овечка-магия». Потому что после смерти брата я единственный живой свидетель веселого прошлого этой монашки.