Эрик почувствовал, что придётся ночевать где-то здесь, вытоптав в глубоком снегу площадку под палатку и забравшись без ужина в холодный спальный мешок. И всю ночь слышать дробь дождя по палатке. Он остановился и посмотрел на небо. Вместо мутной, туманной сырости там пробивалась белесая голубизна неба. Ещё немного, и туман закончится. А он чуть было не остановился в нескольких шагах от солнца.

Небо, действительно, было голубое, но горы оказались красными. Низкое солнце окрасило вершины в розово-багровые тона, а оказавшиеся в тени склоны были синими. Цепляясь за перила, Эрик одолел последний подъём и вышел на большую, снежную площадку. Она была совершенно безопасной от лавин, и слева под скалой стояла ярко красная палатка, спрятанная там от ветра. Ну, что ж – этого следовало ожидать. Кто-то даже жилище тебе оставил. До чего хорошо быть вторым. Эрик подумал так и разозлился на себя. Ладно, сейчас он очень устал, чтобы ставить свою палатку. Но завтра…

Он скинул рюкзак и осмотрелся. Горы быстро опускались в синеву вечера. Они казались крутыми и неприступными, и на каждую можно было подняться своим путём. Надо только найти силы свернуть с нахоженной тропы.

Примус быстро согрел палатку. Натопив снега, Эрик варил ужин и слушал как поднимается ветер. Как хорошо после долгого и трудного пути забраться в тепло спального мешка и обжигаясь, есть огненную похлёбку. А потом он лежал на спине и следил глазами за пламенем свечи, стоявшей на старом ящике из-под консервов. Хотя, откуда здесь, в чужой красной палатке мог быть ящик из-под консервов. Нет, это было уже другое место и другое время. Это пришло неожиданное воспоминание о той, самой первой его настоящей экспедиционной палатке, которая стояла на берегу холодного моря и хлопала скатами на ветру.

***

Та палатка немилосердно протекала в дождь. Её пытались зашивать, а швы заплавляли полиэтиленовой плёнкой, но палатка была слишком старой, чтобы это могло что-то изменить. Она сразу начинала протекать в другом месте. Дождь не барабанил по её скатам, он медленно наползал с моря плотным туманным облаком, и сеял, сеял, сеял… Если выглянуть наружу, то на фоне противоположного берега заливчика было видно, как косо летят по ветру мелкие капли, иногда замирая на месте или неожиданно взлетая вверх, увлекаемые слабым ветерком. Дождь был странным, и становилось ясно, что это если не навсегда, то очень надолго. Внутри палатки в разных местах раздавались бодрые удары капель по земляному полу, на котором от этого оставались маленькие промоины.

Владислав Ларин. В этой палатке я жил несколько недель на Кольском полуострове в августе 1979 г.

Это была старая армейская палатка, побывавшая во многих местах и многих людей укрывавшая от непогоды. Сначала она хранилась на каком-то военном складе. Потом её списали из армейского резерва и передали геологам. После геологов неведомыми путями она оказалась в биологической экспедиции, и теперь стояла на берегу далёкой северной реки в месте её впадения в далёкое северное море на далёком заполярном полуострове, подставляя свои выгоревшие скаты попеременно дождю и солнцу. В ней можно было, укрывшись от дождя и ветра, жить до первых морозов. Для этого внутри было всё необходимое. Настил из принесённых морем досок в углу был покрыт меховыми спальными мешками. Посредине в землю врыт стол, сколоченный из тех же досок, а рядом – самодельное кресло из того же материала, которого много было на берегу. Направо от входа, рядом с рундуком, в котором хранились продукты, стояла на железных ножках печка, от которой на улицу вела такая же железная труба. Когда печь топилась, труба раскалялась докрасна, и чтобы не сжечь палатку, пришлось прикрутить проволокой к стенке в этом месте металлическую пластину. В ветреные дни пластина скребла по трубе. Но там все дни были ветреными, поэтому концерт для трубы и ветра стал привычным.