Наконец экипаж остановился. Дверцу открыл уже хорошо знакомый мне адъютант, лицо его выглядело уставшим.

Скарсгард вышел первым и подал мне руку, помогая выбраться из кареты. Я ступила на землю, в лицо подул холодный ветер, но мне на голову тут же плюхнулся тяжёлый мундир, закрывая не только от ветра, но и от чужих глаз.

– Идёмте за мной, – строго сказал генерал.

Мы оказались во дворе усадьбы прямо перед огромным, как гора, дворцом. Прямые линии, много квадратов, изящества было мало, а вот размеры поражали. Все окна светились огнями, перед дворцом тянулся парк (что удивляло, если вспомнить посреди каких бесплодных холмов мы находились). Невысокие деревья горели иллюминацией, освещая пространство перед дворцом, словно на дворе был день. И это было необычайно красиво.

– Ваша светлость, вы прибыли! – воскликнула женщина лет пятидесяти-шестидесяти, торопившаяся нам навстречу. – Скорее, ваша светлость!

Наряд её удивил меня сильнее, чем исторические костюмы гостей на свадьбе! На старушке был широкий балахон в пол из плотной ткани, а на голове – накидка, наподобие мусульманской: она скрывала волосы, лоб и даже плечи, не теряя формы от стремительного движения женщины. А вот лицо было красным и заплаканным.

– Госпожа Фридрихсон, вашу мать! Как Эдвард? – рявкнул генерал.

– Простите-простите меня, недоглядела, ваша светлость! – застонала женщина, лицо её вытянулось, из глаз хлынул новый поток слёз.

– Плохо, очень плохо, ваша светлость, – всхлипнула госпожа Фридрихсон. – Скорее идите к нему…

– Примите заботу о леди! – приказал Скарсгард женщине, передав меня из рук в руки, а сам стремительно взбежал на крыльцо.

Я глядела ему вслед с волнением и хотела побежать следом, но госпожа Фридрихсон преградила дорогу и раскланялась:

– Добро пожаловать в Милтон, леди Скарсгард.

Солдаты выстроились вокруг плотным кольцом, и я оказалась в смятении, не решаясь прорываться сквозь них за генералом.

– Простите, что не встречаем пышно – мы ждали вас только через три дня после свершения всех брачных ритуалов, – продолжила госпожа Фридрихсон, не поднимая головы.

Голос её был слабым, казалось, она очень боится последствий гнева генерала.

– Ничего страшного, – сказала я, нервно покусывая губы. – Какая разница, когда такое случилось… – кивнула на двери дворца.

Как там мальчик?! Надеюсь, ему помогут.

Госпожа Фридрихсон подняла голову и с удивлением поглядела на меня. Видимо, сочувствие – это не то, что она ожидала от меня.

– А где ваша шанза, ваша светлость? – проговорила женщина.

– Забыли… спешили… не важно! – отрывисто произнесла я.

– Ну, ничего, ближайшие семь дней вы не будете покидать покоев, пока плетение окончательно не приживётся… а значит, его светлость успеет привезти вам её.

В груди с каждым мигом нарастала тревога. Я не смогла больше церемониться и, прижав полы покрывающего голову мундира, побежала к крыльцу, готовая расталкивать стражу собственными руками. Но солдаты, словно по команде, синхронно разошлись в стороны при моём приближении, и один из них даже открыл передо мной парадные двери.

Оказавшись в ярко освещённом люстрами холле, я ощутила резкую боль в груди. Чувство было странным, точно не сердечный приступ. Болело, как будто вовсе не тело, но больно было очень сильно.

Мальчик… Я волновалась за него, и не взирая на пульсирующую резкую боль, пошла вперёд.

Доверившись неведомому чутью, я двинулась к лестнице на второй этаж и побежала по коридору, мундир упал на ступени, но я не оглядывалась.

– Где генерал? – спросила стражу, стоявшую по стойке смирно поперёк коридора.

– Там, ваша светлость, – указали мне на приоткрытую дверь вдали.