– Так вот. В недавних путешествиях меня сопровождала уменьшенная версия Волнореза. Создать ее было не так сложно, как может показаться. По крайней мере, для того, кто отличает короткую радиоволну от длинной. – Андрей приладил второй крючок в районе кошачьего позвоночника и потянулся за следующим. – Я измерял электрическую активность мозгов, что меня окружали. И повсюду я считывал ритм неизвестного мне разума.

– Но что это значит, Андрей Николаевич? – Тит передал новый пучок крючков. – Что домашний Волнорез неисправен?

– Почему же? Вполне себе исправен. Более того, наш Волнорез поучаствует в сегодняшней ловле на живца.

Прежде чем Тит успел что-либо сказать, заговорила Мона. Вязание окончательно вышло из круга ее сегодняшних интересов.

– Андрей, я иду с тобой. Это не обсуждается. Я из вежливости не проявила интереса к причалу Элеоноры, но второй раз такой номер не пройдет. В противном случае можешь забыть о горячем ужине. Тем более что подливку вы уже выкрали.

– Я не сомневался в тебе, дорогая.

– Правильно ли я понимаю, Андрей Николаевич, что вы фиксировали одинаковые множественные сигналы неизвестного мозга и на острове, и на материке?

– Именно так, мой дорогой Тит.

– А что, если самописец регистрировал биение волн? Ведь их нынешнее поведение далеко от нормального, согласитесь. Вдруг мы гоняемся за собственным хвостом.

Андрей взял последние крючки. Вдел их кошке в шею и у основания хвоста. Потянулся к стерилизатору за скальпелем, потом отклонился и оценил результат работы. Со всеми этими крючками и леской кошка напоминала экспонат некоего перформанса.

– Ты мне веришь, Тит?

– Разумеется, нет, Андрей Николаевич. Наука – это ведь не про веру, так?

– Мой мальчик, – похвалил Андрей. – А теперь, будь добр, принеси портативную версию Волнореза. Он похож на детскую рацию.

Пока Тит ходил к дальнему столу, Андрей сделал продольный разрез на животе кошки. Отложил скальпель и пальцами забрался в холодные внутренности. Взял поданный Титом передатчик и аккуратно протолкнул его внутрь кошки.

– Ну вот, готово. – Андрей отошел от стола. С щелчком стянул перчатки. Швырнул их в урну для операционных отходов. – Кто зашьет? Тит?

– Я стараюсь не шить мертвых, вы же знаете.

– Я это сделаю, – вызвалась Мона.

Она подошла к хирургическому столу и отыскала себе пару чистых перчаток. Затем вооружилась иглодержателем и склонилась над кошкой. Медицинское образование Моны и опыт позволяли ей на равных ассистировать в лаборатории.

Глаза Андрея и Тита не отрывались от уверенных и свободных движений Моны.

– Выходит, в Балтике завелась некая опасная тварь, я прав, Андрей Николаевич?

– Я доверяю Приме, Тит. Даже в таком состоянии она пытается защитить нас. – Заметив, как плечи Моны дернулись, Андрей быстро сказал: – Прости, дорогая, я неумышленно. Давай отойдем, Тит.

Мона души не чаяла в Приме, и Андрей знал, что ему так и не простили содеянное с их собакой. Поэтому излишнюю, а порой и чрезмерную заботу Моны он относил к попыткам предотвратить подобное в будущем. И не препятствовал этому.

– Почему же остальные животные острова не чуют угрозы? – спросил Тит, когда они подошли к столу Андрея.

– Потому что изолированный мозг, получавший при жизни колоссальный объём информации, вынужден развивать то, что другие посчитали бы телепатией. Только так можно наверстать упущенное.

– И вы действительно в это верите? – Тит улыбался во весь рот.

Выдвинув нижний ящик стола, Андрей выгреб из вороха скрепок револьвер.

– Я верю в это, мой дорогой Тит.

Мона тем временем закончила штопать кошку и вернулась на свой стульчик. Застучавшие спицы опять были в центре ее внимания. Спохватившись, Андрей бросился к операционному столу.