Откуда вдруг взялось это удовольствие?

От жажды, которая уже долгие месяцы так сильно требовала своего утоления, от «сухости во рту» без сладких поцелуев мужских губ, без влажного, горячего дыхания с нотками корицы и груши? Или это конкретно он, Разумов, злобный саркастичный Дракула, внезапно превратившийся в тающий горький шоколад на языке, так на неё действует?

Она не собиралась его целовать… всего лишь немного напоить и разговорить, заставить расслабиться и опустить щиты, чтобы добраться до искомой информации, попутно слегка сняв с него груз необъяснимого пока чувства вины и ответственности. Но его губы, их пьянящий вкус, их настойчивость, с которой он жаждал попробовать её саму на вкус… они подкупали и заставляли думать совсем о других целях этого вечера.

Маша мягко застонала в его рот, и пальцы сами собой скользнули на коротко стриженный затылок, она потянулась ещё ближе через такой непреодолимый и мешающий стол. Что-то громко звякнуло в тишине, наполненной только их участившимся дыханием, и они оба вздрогнули, разрывая внезапный, но такой одуряющий поцелуй.

Она отстранилась, рефлекторно касаясь своих губ кончиками пальцев, будто теперь на них горел ожог. Алексей выглядел ошеломлённым и даже несколько растерянным, будто тоже не планировал этого, но так же внезапно потерял контроль. Он тяжело дышал всё ещё приоткрытым ртом и, будто с силой оторвав взгляд от её глаз, медленно перевёл его на стол внизу.

Маша тоже посмотрела на свой коньячный бокал, завалившийся набок и откатившийся к фигурной бутылке. Округлая форма не дала остаткам её напитка вылиться на стол, янтарным озерцом он всё ещё лежал в его боку и почти светился. Они оба смотрели на него почти секунду, прежде чем Разумов взял снифтер в руку, качнул коньяк внутри и поднёс к своему лицу. Маша коротко выдохнула, ощущая, как жар разливается внизу живота от зрелища, представшего перед ней. Лёша, не отрывая от неё взгляда тёмно-голубых глаз, медленно провёл кончиком мягкого языка по прозрачной стенке бокала, пока не достиг краешка и не обхватил его губами. Так же медленно прикрыл глаза, запрокидывая голову и отправляя жидкий янтарь по языку в свой рот.

Примерно полсекунды Маша раздумывала, не трахнуть ли его прямо здесь на столе, срывая одежду с этого горячего спортивного тела, на вторую половину этой же секунды она уже тащила его за собой в спальню, где огромная и безумно одинокая кровать размером кинг-сайз так давно казалась необъятной и бескрайней пустыней.

Футболку поло она потащила наверх по загорелому телу, уже пятясь спиной назад к кровати, хотелось гладить и царапать ноготками этот каменный поджарый пресс с ярко очерченными мышцами и тёмной дразнящей дорожкой волос, уходящей под ремень на джинсах. Хотелось кусать эти покрасневшие и горячие от солнца плечи, показавшиеся из-под ткани, закинуть на них ноги и любоваться контрастом её светлой и его чуть обожжённой кожи.

Избавившись от футболки, Разумов притянул её к себе и обнял, прижимая к своему телу, впился пальцами в изгиб поясницы, а затем и в упругие округлости ягодиц, сжимая их, чуть приподнимая. А сам целовал в открытые в откровенном приглашении губы, засасывал Машин рот, толкался в него языком, чтобы почувствовать её вкус изнутри.

У неё кружилась голова от затмевающего разум желания, её руки уже сами собой скользили по его спине, оставляя там дорожки лёгких поверхностных царапин и разбегающиеся орды мурашек. Лёша содрогнулся в её руках, коротким стоном в губы озвучивая, что ему это нравится. Очень нравится.

Чуть отодвинувшись и почти не помня себя, Маша спешно расстегнула его ремень и пуговицу на джинсах, которые упорно и коварно скрывали от неё главный приз. Тот, о котором она втайне даже от себя самой думала с самого купания на реке, украдкой разглядывая очертания под чёрной тканью намокшего в воде белья. Да, у него на плечах были дети, вокруг друзья и их жёны, а она любовалась его членом, крупным бугром дразнящим её под прилипшими боксерами.