- Я ни в коем случае не хочу возложить такой груз на её плечи, - улыбнулся Эд одной из тех улыбок, от которых моё сердце пропускало удар. – Просто когда ты берешь в руки своего ребенка, твой мир переворачивается. Происходит моментальная переоценка ценностей и самого себя. Хочется быть лучше для него, стараться, не допустить ошибок, которые были допущены с тобой…

Я смотрю на него слишком внимательно. Он говорит так, словно знает на деле, о чем говорит. И я долго не решаюсь задать вопрос, но он, видимо, так и написан на моем лице, потому что Эд отвечает.

- У меня нет детей. Но однажды я думал, что ребенок будет, и даже держал его в руках…

- Он не? – мои глаза расширились от ужаса.

- Что? Нет, - тут же качает головой, садится ровнее, накрывает мои ладони своей горячей ладонью. – Он просто оказался не моим. А любовь всей моей жизни оказалась бесчестной женщиной, которая предала наши чувства.

Мужчина криво усмехается, а я слушаю и не могу поверить.

- Тебе изменила? – Эд молча кивает, и видно, что эта тема ему не по вкусу. А я все равно не могу поверить, - Она что, была слепая?!

Мужчина смеется и откидывается на спинку дивана.

- Твои слова, они как мёд, Валерия. Ну что, продолжим смотреть, как Душечка пытается охомутать Джозефину, или продолжим эту некомфортную беседу?

Я улыбаюсь, глядя на телевизор, в котором на паузе ожидает нас «В джазе только девушки», и хмыкаю.

- Да кого интересует Джозефина, когда есть Дафна и её пытается охомутать миллионер, - ухмыляюсь и мы возвращаемся к просмотру фильма.

Больше эта тема не поднималась. Но я начала понимать, почему такой роскошный мужчина как Эдуард один. И почему он, в отличие от Ника, не приводит женщин домой. 

Во время подобного вечера кино моя малышка впервые передала свой привет. Я так обомлела, что вылила остатки остывающего чая на диван за пару тысяч долларов. Эд не попрекнул ни слухом, ни духом, он тоже был рад и взволнован. С того вечера моя егоза часто стала передавать приветы, в ожидании сегодняшнего триумфа и первого знакомства со своим папочкой.

Его приезд многое изменил. Начиная с того, что наши сеансы кино с Эдом прекратились и я реже стала приезжать к ним домой. А затем вдруг изменился сам Ник.

Он стал более любезным и со мной, и с братом, часто пребывал в добром расположении духа, расцвел. Мы с Эдом наблюдали за этими изменениями настороженно, пока он наконец не открыл в чем дело.

Он, оказывается, влюбился. Заявил нам, что в пятницу мы собираемся у него на семейном ужине, на котором он собирается представить нам свою будущую миссис, и ушел в кабинет, коварно улыбаясь.

- Ты знал что-то об этом? – смотрю на Эдуарда.

- Ни сном, ни духом, - отвечает, глядя на меня. Его ладонь касается моих прохладных пальцев. – Ты в порядке?

- Почему я не должна быть? Я не его бывшая жена, хвала небесам. Я ночь с некачественным презервативом. И чего я не понимаю, так это какого хрена я должна принимать участие в этом семейном ужине.

- Ты мать моей дочери, - голос Ника звучит внезапно. 

Я настолько сконцентрировалась на негативе, что не слышала, как он вернулся.

- Она может стать мачехой моей дочери. Я хочу, чтобы вы поладили, волчонок.

- А я хочу, чтоб ты споткнулся, упал на задницу и прикусил язык до крови, но не всё всегда происходит так, как мы хотим, Ник, - сверлю его злым взглядом, ощущая жгучее желание уйти. Встать, уйти и не видеть его как минимум до родов. И не слышать это блядское «волчонок» больше никогда.

- Ревнуешь? 

- Ты там бахнул в кабинете? – смотрю на него ледяным взглядом. – Ты при живой мне мачеху для моей не рожденной дочери нашел. Ты вообще вменяемый? Впрочем, не отвечай, ответ итак на поверхности.