О, Искандер! Я любила тебя, я хотела любить тебя, только тебя одного… Но быть в твоих руках игрушкой, минутным развлечением…
Не замеченная вами, я шла следом до самого театра.
Твой весёлый смех, изящные движения, быстрый поцелуй при расставанье, которым вы обменялись с ней, – теперь для меня бесспорное свидетельство твоего легкомыслия, ветрености, испорченности. Но тогда? Глупая! Я была столь наивна и неопытна тогда, что не поняла тебя.
Прошли недели. Мы не встречались. Нужно ли писать о том, что пережила я в те дни?
Моя маленькая жизнь была полна лишений и невзгод. Сколько довелось мне видеть дурного. Восьми лет я осталась сиротой. Девяти попала на воспитание к родственникам – бездушным, чёрствым людям.
Детства у меня не было. Я нянчила чужих детей. Когда мне исполнилось тринадцать лет, родственники посадили меня на телегу, и чужой незнакомый человек увёз меня далеко-далеко. Только потом я догадалась, что была тайно продана. Теперь тебе понятно, почему я так любила петь песню Залифы?
Мне нравилось, что ты внимательно слушал её. Пела эту песню я по вечерам, сидя на подоконнике у тебя в комнате. За открытым настежь окном была вечерняя тишина. Перед глазами серебрилось озеро, и, как говорил ты, «…неслась печаль Залифы».
Закрой глаза, Искандер, вспомни! Вот я пою. Если ты не позабыл моего голоса, песня долетит до тебя:
Участь Залифы ждала меня. Одно воспоминание о том, что я была продана незнакомому человеку, приводит меня в трепет.
Я вовремя убежала от него. Бежать было страшно, но оставаться – страшнее.
Я беспризорничала. Мыкалась по свету. Без вины была виновата. Но, веришь ли, всё это было перенести легче, чем твою ложь.
Ложь любимого тяжелее всего. Есть люди, которым этого не понять. Они слишком легкомысленны и поверхностны. Глубокие переживания им чужды. Они на всё смотрят, как на пустяки. Если бы они смогли прочесть то, что я пишу, они посмеялись бы надо мной. «Ах, – сказали бы они, – какие сентименты, мещанские нежности! Хочешь – живи, а не хочешь – уходи. Подумаешь, переживания!..»
Я думала о Герцене. Человек огромного ума, в котором и тени мещанства не могло быть. Человек, к голосу которого прислушивался целый мир, не побоялся выступить в печати, когда пошатнулась его семейная жизнь. Он пригласил друзей устроить общественный суд и решить, кто прав: он или шарлатан из немецких поэтов, навязывавший его жене дешёвую любовь.
Когда мы всё-таки встретились во второй раз, я спросила тебя, кто была эта дама.
– Просто знакомая, – сказал ты. – Живёт по соседству.
А потом:
– Ах, дорогая, так ты задумала ревновать?.. Напрасно, в моих с ней отношениях ничего такого нет, что могло бы породить подозрения, недоверие с твоей стороны.
Я поверила тебе. Ведь мне самой так хотелось обмануться, так хотелось верить тебе, а не себе.
Люди такие, как ты, умеют быть убедительными даже во лжи. Развращённые, они ухитряются одно слово «люблю» повторять нескольким женщинам почти одновременно. Бывают такие мужчины, которые верят в свою ложь и не могут отличить правды от обмана. Когда они произносят своё «люблю», им, равнодушным и развращённым, начинает казаться, что они и взаправду любят.
Они находятся во власти настроения. Низкие, они далеки от понимания настоящей любви, настоящего чувства. Они слепы и поэтому не в состоянии увидеть прекрасное.
Почему это? Почему вы щеголяете пошлостью и непостоянством? Причин, конечно, много. Женщина – игрушка, забава от безделья, от скуки – это взгляд, оставшийся ещё от прошлого. «Рви цветы, пока цветут…»