Генри Грей, потупившись, попросил у Хэддона прощения за то, что «вовлёк его в это дело». После столь неожиданного вступления он попросил друга рассказать всё, как было в действительности, и повторил ему признание в том, что участвовал в убийстве Альтберта Снайдера. Хэддон был потрясён услышанным! Под запись в протоколе он рассказал о бронировании номера в отеле, который в мельчайших деталях совпал с показаниями Генри Грея. При этом следует учитывать, что Хэддон не знал сути признаний своего друга. Идентичность показаний, данных обоими Греями независимо и в разное время, позволила обвинению считать вопрос создания обвиняемым alibi решённым.

Хэддон Грей был выпущен на свободу. Он испытал немалое облегчение, но при этом получил и болезненный урок, установив опытным путём, что человек, за чью чистую совесть он не только был готов клясться, но и идти за решётку, оказался совсем не таким, каким казался на протяжении многих лет. Обидное разочарование, что тут сказать!

Далее стало интереснее. Рут Снайдер посидела в окружной тюрьме, попробовала на завтрак, обед и ужин бобы без мяса и подливы, и ей это сильно не понравилось. Дамочка быстро обзавелась адвокатами – Эдгаром Хэйзелтоном (Edgar Hazelton) и Дэйном Уоллесом (Dana Wallace) – если и не лучшими в Нью-Йорке, то уж точно одними из самых высокооплачиваемых. Появление рядом с Рут «зубров юриспруденции» и их живительные консультации быстро привели к изменению обвиняемой как своих первоначальных показаний, так и поведения.

Рут Снайдер с обществе адвокатов Эдгара Хэйзелтона (слева) и Дэйна Уоллеса (справа).

Не прошло и 48 часов со времени помещения вдовы в окружную тюрьму, как Рут Снайдер сообщила окружному прокурору Ньюкомбу на допросе, что сильно страдала в годы замужества. По её словам, Альберт Снайдер отличался дурным нравом, был жесток и мелочно дотошен. Он якобы стремился во всём контролировать супругу, истязал домашней работой и разного рода придирками. Особый упор Рут сделала на том, что никогда не имела домашней прислуги и все обязанности по дому выполняла лично. То есть дом пропылесосить и ужин приготовить – эти архисложные обязанности она поручить никому не могла, всё делала сама, всё своими руками! Альберт полностью контролировал времяпрепровождение жены, не предоставляя ей возможности общаться с друзьями и подругами.

Особый упор в своих показания Рут сделала на том, что муж позволял себе физическое насилие и не то, чтобы сильно избивал, но… мог ударить. Помимо оскорблений физических, он получал удовольствие и от моральных пыток. Весь дом был увешан фотографиями прежней невесты Альберта – той самой Джесси Герхардт, записка которой позволила неожиданно быстро раскрыть преступление. По словам Рут, в доме царил настоящий культ умершей невесты, о которой Альберт всегда говорил в превосходной форме. Рут настаивала на том, что Альберт якобы любил повторять: «Была бы жива Джесси, я бы на тебе не женился!»

И все эти гнусные «закидоны» противного Альберта начались буквально сразу же после свадьбы! Уже через 2 месяца после бракосочетания муж позволял себе ударить Рут по лицу и сказать какую-либо оскорбительную гнусность с непременным упоминанием бывшей невесты. А после рождения дочери, по заверениям Рут, всё стало только хуже, поскольку Альберт дочь не признал и заявил, будто та зачата от любовника.

Что ж, линия защиты стала понятна. После консультаций с компетентными в уголовном праве адвокатами дамочка решила сыграть роль «несчастной жены, забитой мужем-тираном». В принципе, Рут могла неплохо заморочить присяжным головы, поскольку некоторые её утверждения выглядели весьма правдоподобно. В доме Снайдеров действительно открыто хранились фотографии Джесси Герхардт, в столе Альберта лежали письма и открытки, полученные от невесты, да и яхта убитого также носила её имя.