– Настоятель, помогите мне! – крикнул я, обернувшись к старику, что стоял у своего терминала, его руки замерли над голографическим свитком.

Он медленно поднял взгляд, и я увидел в его глазах не гнев, а пустоту – как у человека, что уже видел конец.

– Ты потерял её, Кайто, – сказал он, его голос был холодным, как дождь за стенами. – Камень забрал её. Ты не должен был вмешиваться в волю духов.

– Нет! Она ещё там, я могу вернуть её! – закричал я, но он отвернулся, его фигура растворилась в тенях, оставив меня одного.

Я снова повернулся к Акико, её лицо теперь было маской смерти, и я упал рядом с ней, мои руки обхватили её, словно я мог удержать её душу в этом теле. Экран погас окончательно, оставив лишь эхо её голоса, что затихало в пустоте сети – призрак, унесённый ветром, которого я не видел, но чувствовал каждой клеткой. Я потерял её, и эта мысль рвала меня изнутри, как клинок, что я не мог вытащить. Камень продолжал искрить, его свет угасал, но я знал, что он не отпустит меня – он стал моим проклятием, моим напоминанием о том, что я сделал.

Монахи отступили, их шаги шуршали по камню, и я остался один в этом разрушенном зале, окружённый дымом и тишиной. Я сорвал с себя ритуальные одежды, бросил их на пол, где они смешались с пеплом от благовоний, и встал, сжимая Камень в руке. Он был холодным теперь, но я чувствовал его вес – не физический, а тот, что давил на душу. Я не мог уничтожить его, не мог забыть, и я ушёл из храма, оставив за спиной дымящиеся обломки и молчаливый укор тех, кто когда-то называл меня братом. Дождь встретил меня снаружи, его холодные капли стекали по лицу, смывая слёзы, но не боль, и я знал, что никогда не прощу себя за эту ночь.

Я стоял на крыше заброшенного небоскрёба, глядя на Ниппон-Син, что раскинулся подо мной, как живое существо, дышащее неоном и дымом. Прошли годы с той ночи в храме, но её тень цеплялась за меня, как мокрый плащ, что я натянул на плечи, уходя под дождь. Ветер гнал холодные капли по моему лицу, смывая грязь и усталость, но не память – она жила во мне, острая, как осколок стекла в груди. Город сверкал внизу: башни корпораций сияли стерильным светом, их стеклянные грани резали небо, а трущобы, что лепились к их подножию, тонули в хаосе ржавого металла и мигающих вывесок с иероглифами. Дроны сновали между зданиями, их жужжание сливалось с далёким гулом электрокаров и криками торговцев, что продавали всё – от свежих имплантов до жареной лапши. Это был мой мир теперь, жестокий и прекрасный, и я стал его частью – охотником за призраками, выуживающим цифровые следы умерших из сети, чтобы их семьи могли попрощаться. Но каждый заказ напоминал мне о ней, об Акико, чей голос я потерял в той пустоте.

Я опустил взгляд на свои руки – одна из плоти, другая из металла, покрытая мелкими царапинами от уличных стычек. Камень Они висел на цепи у моей груди, холодный и молчаливый, его красные прожилки теперь едва тлели, как угасающие угли. Я не мог избавиться от него, хотя хотел – он был моим якорем, моим наказанием, и я чувствовал его тяжесть каждый раз, когда закрывал глаза. Мой киберглаз мигал красным, сканируя горизонт, выискивая сигналы в эфире, и я ненавидел этот свет – он напоминал мне о том, кем я стал: не монахом, не братом, а тенью, что бродила по городу без цели. Я жил на грани, в тесной квартире среди старых серверов и мигающих ламп, зарабатывая на нелегальных имплантах и избегая тех, кто мог бы назвать меня другом. Друзья были роскошью, которой я не заслуживал, и Камень был моим единственным спутником – молчаливым свидетелем моей вины, что смотрел на меня из темноты.