И лишь иногда невыносимо трогательный текст прерывался непроизвольным утробным гоготом.

«Я стал изумительно беспомощным».

Он ненавидел проигрывать, даже если устраивал турнир с самим собой и особенно если дело касалось счастья. Минутную радость легко отыграть, мелкие неудачи перетерпишь. А вот тонкое, но мощное и непонятное вместе с тем эйфорическое чувство, берущееся словно бы из ниоткуда, помогающее творить и добиваться успеха, – это чувство, считаемое после любви наиболее ценной ставкой, столь просто не получить.

Фёдор Торбинин, архитектор торговых центров, рослый мужчина средних лет, сидя на полу, перемешал карты и заново разложил пасьянс. «Любовь» не хотела выпадать, хоть ты тресни! Создавалось ощущение, что комбинацию из пяти карт (четыре туза с единственным в колоде джокером) упразднили указом свыше. И «узор» счастья не выстраивался. Однако собралась «приятная неожиданность»: всё лучше, чем проигрыш, тем более неизвестно кому.

В квартиру вошла Эля, по обыкновению тихо. Забрала из коридора свои вещи, побросанные Фёдором в кучу, и, ни слова не сказав, удалилась. Говорить было не о чем.

Стараясь не обращать внимания ни на возлюбленную, с которой недавно расстался, ни на странную пустоту в душе, нечто сродни высохшему озеру, игрок перетасовал колоду из тридцати семи тонких картонных прямоугольников.

А что, закралась Торбинину мысль, если потерянное им счастье уходит к Эльке? Версия отнюдь не радужная, но, к сожалению, реалистичная. Фёдор при расставании пожелал подруге «всего хорошего» – неужели ирония сработала по методу от противного? Возможно. В этом чёртовом мире возможно и кое-что похуже!

Бухнув колоду на пол, Торбинин рывком поднялся. Утро: пить водку рановато, так хоть кофейком брюхо всполоснёт.

На работе Фёдора не ждали. Вообще-то ни там, ни в какой-либо другой конторе не ждали ровным счётом никого.

Это игра.

Она не заменила жизнь – она и являлась ей самой. Ставки в виде эмоций, успехов, выполненных поручений, новых пассий и бойфрендов – и тому подобное в неограниченных вариациях. Клали на «бочку» нужное с важным, выигрывали и проигрывали – иногда в компании, иногда в одиночестве.

Фёдор не видел в устройстве мира плюсов, минусов он тоже не замечал. По большому счёту, ему было наплевать. Планета крутится, вращаемая магией; волшебный закон управляет и недолгим веком людей. Техника есть: автомобили, компьютеры, коммуникации, но в основе мироздания – ворожба.

Что ж, это игра.

Чьи воображение и воля нарисовали картину вселенной, архитектор не знал – его и это не интересовало. Будь воля Торбинина, тот бы и пасьянс не раскладывал. К прочему, Фёдор всегда отдавал предпочтение маджонгу. Однако восточные традиции и игры в собственную судьбу отличались от западных аналогов. На Востоке «пользовались» го, и-цзином, тем же маджонгом, тогда как цензурирующая сила Запада воплотилась в покере, рулетке, пасьянсе.

Качественно сделанное задание Фёдор собрал накануне, а значит, в ближайшие дни он свободен. Замечательно. Правда, заняться нечем… По телевизору крутили новости вкупе с сериалами, но ничто не могло изменить программу передач.

И это – игра.

Щелчок кнопкой выключения, осиротевшую чашку – в мойку. Одеться, захватить карты и пойти на прогулку, проветриться, поискать что-нибудь, похожее на дела.

Блондинка, эдакой павой вышагивавшая по аллее, отказалась с ним знакомиться – ни слова не проронила, едва взглянула и сразу же отвернулась. К брюнетке он не подошёл сам: пока мерзкие карты не выдадут комбинацию любви, на взаимность надеяться бессмысленно. А интрижки… сыт он по горло этими никуда не ведущими интрижками, которые часто затеваются секса или денег ради.