Подобно тому, как в человеческом сознании восприятие разумного начинает четко отделяться от восприятия сверхразумного, так начинается и философия. Это различие уже проводится в ребенке, который еще в колыбели пытается говорить невнятно и, как говорят матери, улыбается вместе с ангелами; но проходят века, прежде чем появляется Анаксагор, который открывает путь более высокого развития интеллекту, который в своем научном развитии так долго оставался обращенным только к природе, путь познания духа, который правит над природой, созидающего интеллекта.

Наука, обращенная к одной лишь природе, способна своими средствами постепенно искоренить суеверие, которое является послеверием; но она не в состоянии предотвратить гибель подлинной веры вместе с суеверием. (20) Тем не менее, она не отказывается от себя, а лишь поднимается выше рядом с наукой и перед ее лицом; возникает учение, которое возвышается над учением о природе, ограничивает понятие природы понятием свободы, но тем самым действительно расширяет понимание: философия в платоновском смысле.

Как и любая другая система знаний, философия также получает свою форму исключительно от рассудка, как способности понятий в целом. Без понятий невозможно ни самосознание, ни сознание знания, следовательно, также никакое различение и сравнение, разделение и соединение, никакое взвешивание, рассмотрение и оценка их – словом, никакое подлинное постижение какой-либо истины невозможно. Содержание же философии, то, что ей свойственно, дается исключительно разумом, «а именно способностью познания, независимого от чувственности и недоступного ей». (21) Разум не создает понятий, не строит систем, не судит, но, подобно внешним чувствам, лишь открывает, положительно провозглашает.

Это следует отметить прежде всего: как существует чувственное восприятие, восприятие через чувство, так существует и рациональное восприятие через разум. Оба они стоят друг напротив друга как действительные источники знания, и второе не может быть выведено из первого, как первое может быть выведено из второго. Никакая демонстрация не применима к чувственному восприятию, поскольку всякая демонстрация есть лишь отсылка понятия к доказывающему его (эмпирическому или чистому) чувственному восприятию: по отношению к познанию природы это первое и последнее, абсолютно достоверное, безусловное. По той же причине никакая демонстрация не имеет силы против рационального или разумного взгляда, делающего предметы вне природы известными нам, т.е. делающего их реальность и истинность несомненными для нас.

Мы должны использовать выражение «разумное воззрение», поскольку в языке нет другого, для обозначения способа, с помощью которого то, что недоступно чувствам, становится известным интеллекту в одних только бурных чувствах и при этом как действительно объективная вещь, которую он ни в коем случае не просто представляет себе.

Когда кто-то говорит, что он знает, мы справедливо спрашиваем, откуда он знает? Неизбежно, в конце концов, он должен сослаться на одно из этих двух: либо на ощущение органов чувств, либо на чувство духа. О том, что мы знаем из душевного чувства, мы говорим, что верим в это. Мы все говорим так. В добродетель, следовательно, в свободу, следовательно, в дух и Бога можно только верить. Но ощущение, на котором основывается знание в чувственном восприятии (называемое фактическим знанием), настолько же выше чувства, на котором основывается знание в вере, насколько род животных выше рода человеческого, материальный мир выше интеллектуального, природа выше своего автора. (22)