Инстинкта. Ветерок всплеснулся,
То ль превратился в тень, то ль в свет.
Я встрепенулся, оглянулся,
Но рядом никого уж нет.
Идя обочиной одною,
Другую я не замечал,
Прощался с кем, их не встречал.
И Бога звал слепой рукою.
«Были ангелами…»
Были ангелами,
стали злодеями
Брат Василий, Полина сестра.
Что утрачено?
Что содеяно?
Наступила прозренья пора.
Как мне жаль,
как мне больно и грустно,
Птицей раненой плачет душа.
Мы расстались совсем не по-русски,
Разделила нежданно межа.
И ее обойти невозможно,
Перепрыгнуть тем паче, она
Глубока – глянешь, вскрикнешь:
«О Боже!»,
Как могила, черна, холодна.
Видно, вами задумано было
Преподать мне коварный урок,
Чтобы стужей наполнились жилы,
Превратилось чтоб сердце в комок
Мертвый, к белому свету бесчувственный,
К облакам и траве по весне,
Что являлось поэзией, чудом…
Но о том говорить бы не мне!
Родились вы в цветенье и оттепель…
Оттого этот стих неуклюж…
Унесу ваши бредни неловкие
К Богу (ждать уж осталось чуть-чуть!),
Пусть рассудит на облачной бровке,
Пусть укажет нам праведный путь.
Под Крестом, обнимающим небо
Безнадежность не в сказках придумана,
Не за чадным стаканом вина,
Она рядом – стою, как под дулом,
И уже никакая цена
Тем остаткам истаявшей жизни.
Да какой ныне торг затевать?!
Мне понятнее кладбище, ближе,
Где мне скоро лежать, почивать
Под Крестом, обнимающим небо
И зовущим любить все вокруг,
Что со мной спотыкалось и крепло,
Как на пожне с каменьями плуг.
Это чувство я понял, услышал
Так объемно… иного уж нет!
Оно хмеля кровавого тише,
Его пепельный сумерек свет
Я воспринял, как сущую данность,
Я ладони свои осмотрел,
Как уже отдаленную странность,
Как невнятный, туманный удел.
И исходная выпадет доля,
Не отвергнуть ее сгоряча —
Нет, не будет мне тягостно, больно,
Как меж пальцев зажжется свеча.
«Я живу усредненно, усеченно и скрытно…»
Я живу усредненно, усеченно и скрытно,
Что-то мне поменять в своем нраве и быте,
Как слона искупать в деревянном корыте.
Я не то чтоб смирился и свыкся за годы,
Даже мысли такие не таил я в уме,
Так они повелели, Господь и Природа,
Остается несложное скромное мне —
Покориться… не втуне, поперед не соваться
Звезд вселенских и сирых полынных ветров.
И от пыли житейской в углу отряхаться,
От укусов болючих пауков и клопов.
Сколь размножилось их, развелося на свете!
Что ни дверь, ни порог…
все они да они,
«Преподобные» Глаши, Марьяши и Пети,
Во все смутные ночи, залетные дни.
Не насытиться им чужеродною кровушкой,
Упокоиться им —
срок не скоро придет.
Колотиться мне в стену тяжелой головушкой —
Это значит, назад повернуть, не вперед.
Это значит, вконец поутратить что было:
Усредненное, скрытное…
Темь. И заря.
Коль Господь и Природа меня не забыли,
И блюдет место вечное матерь-земля.
«От рожденья до нынешних дней…»
От рожденья до нынешних дней,
Не питаясь ни хлебом, ни солью,
Все никак не дождется моей
Завершающей гибельной доли.
Кто же он? Мал собою? Велик?
Есть ли мать у него и жилище?
Когда сплю, дышит мне на висок.
Убегу, схоронюсь… Он же ищет,
Все обшарит углы, катухи,
Ветки гнет и солому швыряет,
Злится, плачет, сбивает в круги
Кур и их со двора прогоняет.
Я не ведаю сам, почему
Жаль его мне становится тихо,
Возвращаюсь покорно к нему,
Мне навек нареченному лиху.
«Усталость клонит, как траву под ветром…»
Усталость клонит, как траву под ветром,
Которая свой источила сок,
А вот за обвалившимся куветом
Ее предсмертный ноет голосок,
И он не смолкнет некоторое время,
Пока его услышат за чертой,