Самосвал на всех парах подлетает к рынку и из его кузова вываливается галдящая ватага загорелых потных людей, похожих на пиратов. В синих татуировках, тельняшках и пестрых рубашках-апаш с пальмами. Рожи все в пыли, но радостно скалятся, обнажая золотые или металлические коронки. В руках – не сабли и пистолеты, а огромные сумки или парусиновые мешки. Весело галдя, высадившийся из грузовка «десант» рассыпается по рынку. Видели бы их в этот момент суровые «ветераны партии», которые решали в те годы в выездных комиссиях вопросы о поездках за границу! Это были наши «технические специалисты» из Одессы – героические строители глубоководного порта, будущей базы для ВМС США – приехали на рынок в Так-Ваджале, чтобы «чуток отовариться». Купить пару-другую рулонов кружевного гипюра, прозрачных индийских косынок с золотыми нитками, носков из кримплена в модную полоску, шариковых авторучек с раздевающимися до гола девицами, дюжину итальянских плащей «Болонья» и другого ходового тогда в СССР товара. Продав его потом на родине строящегося коммунизма, можно было свободно купить кооперативную квартиру и, вообще, неплохо обеспечить себя и свою семью.

«Красный десант» на африканский рынок – нечто вроде местного анекдота, который, наверное, до сих пор живет в памяти сомалийского народа. Но иногда случались происшествия посерьезнее. Рядом со мной в комнате жил веселый учитель из Москвы по имени Володя, который преподавал наивным сомалийцам в местном колледже физику на английском языке, а в свободное время с увлечением рассказывал им же про успехи строительства в Сомали нового социалистического общества и щедрой помощи братского СССР. Володя был тощ, высок и голенаст. Настоящий американец, как две капли воды похожий тех, что болтались в те времена повсюду по Сомали, называя себя сотрудниками международного «Корпуса мира», «Пискроп», как окрестили их сомалийцы, пребывавшие, конечно, в абсолютной уверенности, что все эти янки – шпионы. Кстати, не без основания. Вот это сходство Володи с «пискроповцами» и сыграло с ним злую шутку. Однажды в нашу столовую прибежал взволнованный офицер.

• Идите скорее, – обратился он старшему группы, – там Володю сомалийцы расстреливают!

Оказалось, что когда голенастый учитель Володя спешил после лекций в колледже домой, то на пустыре его остановил бдительный сомалийский патруль.

• Сук, варья! Американ басас? («Стой, мужик! Ты – американский шпион?»), – сурово поинтересовался патруль. Володя снисходительно улыбнулся и стал объяснять, что он – никакой не шпион, а учитель из Москвы и преподает физику сомалийским детям. Однако на свою беду объяснял он это сомалийцам в красивых военных фуражках на английском языке.

«Ага! – смекнули сообразительные военные. – Раз говорит по-английски, то значит, точно, этот парень и в самом деле – «американ басас»!»

После чего, не долго думая, Володю схватили, прикрутили тут же к какому-то столбу колючей проволокой, передернули затворы автоматов «Калашникова» и собрались расстрелять на месте, как опасного американского шпиона. К счастью, мимо направлялся в столовую наш «военный специалист», которого солдаты патруля знали в лицо, и ему удалось в самый последний момент остановить неминуемую казнь.

Володя после этого случая как-то сразу загрустил, перестал с прежним энтузиазмом рассказывать своим чернокожим ученикам про успехи в строительстве социализма «в отдельно взятой Сомали» и скоро вообще вернулся в Москву.

«Нам не дано предугадать…»

Впрочем, я слишком отвлекся на африканские воспоминания. На отделении истории Ирана Восточного факультета ЛГУ мы учили сразу четыре иностранных языка. Первым был, разумеется, персидский, второй – арабский, третий – английский, а со второго курса нам добавили еще и афганский. Знать афганский в те годы! Буквально накануне введения нашего «ограниченного контингента» в Афганистан и начала долгой и кровопролитной войны. А военно-учетная специальность на военной кафедре у меня была такая, что если бы я оказался в «Афгане», то сразу бы попал туда, откуда мало кто вернулся живым. Но, видно, не судьба была…