В то время ещё не было женских и детских консультаций, и Кате пришлось обратиться к частному врачу. Побывав у акушера, кабинет которого находился около кинотеатра «Художественный», Катя узнала, что она действительно на третьем месяце, что беременность у неё протекает нормально и что такие явления, как отвращение к пище, к различным запахам, вероятно, скоро пройдут. Ей были прописаны кое-какие лекарства и рекомендовано временно оставить занятия на курсах машинописи.

Вечером всё это Катя рассказала мужу, прибавив, однако, что пока она особого улучшения не испытывает и запахи от свиней и их корма во дворе и кухне её так мучают, что она просто не в состоянии оставаться в этой квартире. Хотя хозяйка относилась к ней очень хорошо и, видя трудное состояние молодой женщины, стремилась ей кое в чём помочь, а благодаря лавке китайца можно было не ходить на базар и всё нужное получать каждое утро на дом, ей всё-таки жилось здесь очень трудно.

Шёл май месяц. Во Владивостоке в этом году наступила ранняя жара. Катя ослабела и одна не могла ходить далеко, поэтому была вынуждена все дни проводить или в душной комнате, или на вонючем дворе. Это не только угнетало её, но приносило серьёзный вред здоровью. Она бы с удовольствием уехала в Шкотово, чтобы пожить у мамы, но сама завести с Борисом об этом разговор не решалась, понимая, что без неё мужу будет нелегко. Он же со свойственной ему беспечностью и легкомыслием сам предложить ей это не догадывался.

Когда Борис обосновался в ДГРТ, то зашёл в губбюро компартии к Филке Дорохову, чтобы рассказать тому о своих делах. Их дружеское знакомство возобновилось, Филка познакомил Бориса со своей семьёй: отцом – старым рабочим Дальзавода, участником двух революций; старшим братом, работавшим в ФЗК Дальзавода, в прошлом подпольщика; матерью – пожилой, очень доброй, душевной женщиной, нёсшей на себе тяготы домашней работы большой трудовой семьи, и молоденькой женой, служившей в каком-то учреждении счетоводом. Дорохов женился раньше Бориса больше чем на полгода.

Все первые месяцы жизни Бориса и Кати во Владивостоке Филка и его жена были, пожалуй, единственными более или менее близкими их знакомыми, они не раз навещали Алёшкиных в их узкой комнатке и за скромной пирушкой, организованной при помощи всё того же Ли Фун Чана, весело коротали редкие свободные вечера за игрой в дурачка или в лото. Иногда они все вместе отправлялись смотреть какой-нибудь боевик в новый, недавно открывшийся, самый большой и красивый кинотеатр Владивостока «Уссури».

Дороховы очень скоро узнали о Катиной беременности, о том, что она плохо переносит атмосферу, существовавшую во дворе, кухне и самой их квартире. Они предложили свою помощь. У отца Филки, как и у многих рабочих Дальзавода, была в районе Седанки небольшая дача. Дороховы советовали Кате пожить там, а для того, чтобы оценить достоинства дачи, они пригласили Алёшкиных в одно из воскресений в гости.

Дача, расположенная на склоне сопки, обращённом к морю, вся утонула в густых зарослях полудикого винограда. На грядках зеленели ранние овощи, небольшие клумбы были покрыты яркими цветами. Конечно, там было хорошо. Но, кроме родителей Филки, там же постоянно жили его старший брат с женой и маленьким сыном, да и Филка с женой приезжали почти каждый день. Поместиться там ещё одной семье было бы попросту невозможно, и, хотя хозяева усиленно приглашали Катю приехать на лето, обещая оборудовать для них с Борисом небольшой чуланчик, Алёшкины от этого предложения отказались.

В дачном поезде, в котором Катя и Борис возвращались во Владивосток, и был решён вопрос о том, что она поживёт у мамы если не всё лето, то хотя бы то время, пока её не покинут эти неприятные и тяжёлые симптомы беременности. Предложение внёс сам Борис, и Катя ему за это была искренне благодарна, хотя, как и всегда, внешне своей радости не показала. Итак, они договорились, что через несколько дней Катя уезжает в Шкотово.