«Все-таки мы желаем, чтобы кто-либо пояснил здесь суть этой его работы. Нет ли в ней нарушений закона… И не противоречит ли она старинным правилам и договорам… касающимся пребывания в нашем городе членов вашего рода…»

Сказав это, он слегка – жестом вынужденной учтивости – поклонился графу. Тот на какое-то время задумался, уставившись в собственные руки, сложенные на коленях в замок, затем, найдя, похоже, правильные слова, вновь поднял голову и решительно взглянул в глаза своим собеседникам:

«Он должен был добыть для меня рецепт… найти его в старинной книге и доказать его верность и полноту…»

«Рецепт? – удивился второй член городского совета – старшина цеха замочников, – Но что это за рецепт? И не является ли он как раз рецептом колдовства и душегубства?»

Принужденный едва ли не оправдываться, граф энергично замотал головой:

«Нет, говорю я вам, нет же и нет! Это лишь рецепт обыкновенной краски… Краски и только…»

Шорник с замочником, однако, недоверчиво усмехнулись:

«Право, мы не слишком сведущи в подобных вещах, господин… Знаем только, что краску прежде никто не делал у нас в городе… Мы, впрочем, не имеем намерений подвергнуть сказанное вами какому-либо сомнению. Тем более что и проверить все это нетрудно вовсе. Обвиняемый сказал ведь нам, что работу свою закончил, не так ли? Или почти закончил…»

«Это так?» – граф обратился к Мастеру Альбрехту.

«Да, это так», – ответил тот.

Оба городских ремесленника, не сговариваясь, кивнули согласно:

«Стало быть, ты можешь показать нам… результаты… эту самую краску, да… краску, рецепт которой ты нашел в старой книге?..»

Все замолчали, пристально глядя на старика. Последний, однако, по-прежнему сохранял спокойствие, словно бы не его судьба решалась сейчас здесь, в этом подвале.

«Что же ты замолчал, Альбрехт-философ? Понял ли ты вопрос наш? Готов ли ты дать на него ответ?»

«Да, – Мастер Альбрехт неожиданно усмехнулся, – Я готов вам ответить честно и не таясь, да только вряд ли ответ мой придется сейчас по нраву задающим такие вопросы…»

Рыхлое лицо шорника от этих слов продернуло короткой судорогой возмущения:

«Что ты там мелешь, несчастный? Поясни-ка сейчас же! Уж не думаешь ли ты водить всех нас за нос своей мнимой ученостью? Знай же, что подобное тебе не удастся, ибо мы не расположены выслушивать здесь книжные слова и латинские изречения… У нас слишком мало времени, и потому отвечай кратко: есть у тебя та краска или же нет?»

Ко всеобщему удивлению, обвиняемый усмехнулся вновь:

«Несомненно, она была бы сейчас в моих руках… как была она в моих руках еще нынешним утром…»

Шорник с замочником дружно нахмурили брови:

«Ты, видать, пытаешься запутать нас, наглый старик! Последний раз предупреждаем тебя: говори-ка просто и прямо, а не то тебя станет учить этому вон тот скучающий молодец!..»

Сказав это, шорник указал на палача – тот, словно бы и в самом деле скучая, безмолвно стоял возле своих орудий подобно деревянной статуе.

«Я сказал, как мог сказать. Краска была у меня – и в этом всякий мог убедиться, войдя в мой дом. Могли ее увидеть хотя бы и вы, делая свой обыск. Ваши люди, однако, предпочли иное и в спешке опрокинули в горшок с изготовленным мною запасом несколько фунтов отличного купоросного масла. Добро, не возникло пожара… что уж тут говорить о какой-то краске!»

Лицо шорника побагровело от гнева. Привстав со своего места, он медленно открыл рот и заревел, словно бык:

«Да ты издеваешься над нами, жалкий ста…»

Однако замочник не дал ему разойтись:

«Послушай, – он положил руку на плечо своему товарищу, – Возможно, он и прав, черт его знает…»