Путник повиновался: он спешился и, встав спиной к своему животному, с почтением поклонился алебардщику.

«Здоров будь, охраняющий ворота города! Да благословит Господь твой важный и нелегкий труд!»

«Здравствуй и ты… как бишь тебя там… зачем пожаловал? – стражнику, что ни говори, польстило столь уважительное обращение, однако виду он не подал, – Куда направляешься и чего ищешь?»

Путник поклонился вновь:

«Мое имя – Пьетро Нума, я странствующий игрок в шахматы, а также рассказчик историй необычайных и вместе с тем абсолютно правдивых. Еду в ваш город, дабы показать мое искусство его самым почтенным жителям, а также благородному графу, который, как мне говорили, сейчас пребывает внутри этих стен…»

Сказав это, путник отвесил стражнику третий поклон, еще более церемонный, чем два предшествовавших. Однако тот в ответ лишь сменил свое высокомерно-насмешливое выражение лица на столь же высокомерно-презрительное:

«Чем же зарабатываешь ты себе на хлеб, бродяга?»

«Этим и зарабатываю, благородный воин. С тех самых пор, как я покинул свою родную Лукку, что в благословенной Тоскане, богатые и знатные сеньоры никогда не отказывали мне в вознаграждении за мое искусство! Случалось мне даже пить самые изысканные вина и есть самую лучшую пищу от их трапез – так благодарны были…»

Стражник поморщился – жалкий вид путника заставил его усомниться в том, что говорил последний:

«Довольно, довольно, несчастный. Я вижу, ты готов рассказывать мне свои враки до захода солнца. Да только уши мои – не бездонный колодец: знай же, что в город я тебя пропустить никак не могу!»

Он замолчал, самодовольно выжидая, когда его слова произведут впечатление на собеседника. Больше всего на свете он любил наслаждаться властью.

«Но почему же? – путник казался обескураженным, он отступил на шаг и облокотился на спину своего осла, – Или ты не веришь сказанному мной?»

Стражник в ответ лишь пожал плечами:

«Бог тебя знает – говоришь ли ты правду или лжешь. Да только делать тебе у нас нечего – это всякому ясно. Граф действительно в городе – но что тебе до этого: такого оборванца, как ты, и близко к нему не подпустят. Да и другие богатые господа не имеют у нас обычая играть в шахматы с побирушками. Так что – разворачивай-ка своего осла и езжай назад с Богом: авось кто и сподобится из милости накормить тебя ужином!»

В подтверждение своих слов стражник даже слегка потряс алебардой – однако этого, судя по всему, уже и не требовалось: не имея намерения спорить, путник вновь взгромоздился на своего осла, двумя пинками развернул его и тронулся прочь тем же путем, каким приехал. Перебравшись через подъемный мост, Пьетро Нума запрокинул голову, вдохнул побольше воздуха и запел. Пел он очень громко и очень фальшиво – какую-то веселую и грубую песню на чужом, итальянском, наверное, языке. Долго еще до ушей стражника докатывались эти странные звуки, заставляя, помимо воли, вглядываться в удаляющуюся жалкую фигуру, – но вот, наконец, звуки стихли, тогда как осел со своим седоком скрылся за тем же самым холмом, из-за которого не так давно появился. Стражник достал из своей сумки кусок хлеба с салом и принялся его уплетать, громко чавкая и поминутно вытирая губы рукавом рубахи. Про незадачливого игрока в шахматы из тосканского города Лукки бородатый алебардщик забыл даже раньше, чем последний кусок сала проскользнул в его ненасытный желудок…

Он был бы очень удивлен, этот безжалостный и самовлюбленный стражник, если бы смог увидеть то, что скрыл от его глаз невысокий холм, за который сворачивала ведущая в город дорога. О, он бы удивился так, как никогда не удосуживался удивляться в своей однообразной жизни, – он выронил бы алебарду от удивления и даже, наверное, не смог бы сам устоять на ногах! Но увы: судьба хранила его от этого сильного чувства, заслонив неказистым, лишенным растительности холмом поистине чудесное во всех отношениях зрелище!..