Тем временем подступили вечерние сумерки. Пройдя мимо, казалось, безмятежно отдыхающего стражника, Гретхен и два оборванца сперва очутились в широком, достаточном для свободного проезда двух груженых телег, сводчатом проходе, ведущем от ворот через толщу крепостных стен. Попав в это место, девочка даже невольно замедлила шаг – до того ей оно показалось странным: всюду был камень – тесаные, а то и отполированные временем гранитные валуны – под ногами, по сторонам, сверху, и только впереди узким проемом виднелось серое вечернее небо. Каменный мешок словно бы сжимал со всех сторон, заставлял идти, выпрямившись и сдерживая язык, и, если все же, несмотря на это, доводилось раскрывать рот, то лишь для того только, чтобы произнести несколько незначащих слов, причем шепотом. Пройдя этот коридор и оказавшись, наконец, на свободном пространстве – уже на городской земле, – все трое невольно вздохнули с облегчением.

«Вот мы и внутри – самое время отпраздновать удачу! – произнес Долговязый, – Да только вот нечем!.. Пусты наши котомки – последнюю краюху черствую еще утром поделили…»

«Хотите, я угощу вас – у меня есть еще немного сыра…» – тут же предложила своим попутчикам Гретхен и, не дожидаясь ответа, сняла со спины корзину.

«Ах, спасибо, спасибо тебе, маленькая наша госпожа, – немедленно проскрипел в ответ Коренастый, – Только давай-ка все же отойдем подальше от этих ворот и от этого гадкого стражника: мало ли что взбредет ему на ум!»

Гретхен согласилась, и все трое двинулись прочь. Пройдя с полсотни шагов или чуть больше, они свернули за угол какого-то высокого здания, поднялись по нескольким каменным ступенькам, зажатым между стеной этого здания и стеной соседнего, и оказались посреди маленькой пустынной площади, вымощенной булыжником. Высокое же здание, которое они только что обогнули, оказалось церковью, – впрочем, Гретхен смогла убедиться в этом, лишь задрав голову: на площадь оно выходило практически глухой стеной, и только на большой высоте имелось одно-единственное узкое окно стрельчатой формы. Да еще чуть пониже окна, в столь же узкой и стрельчатой нише стояла одинокая статуя Девы Марии – чуть склоненная вперед Богородица смотрела невидящими своими глазами куда-то мимо, поверх голов.

«Здесь ведь хорошо будет, правда? Никого нет…» – Гретхен поставила корзину на землю и отвязала крышку. Получивший свободу Тимофей тут же выпрыгнул из нее прочь и, как всегда в таких случаях, отойдя на несколько шагов, принялся потягиваться и вылизывать свою шерстку.

«Где-то здесь у меня сыр – оставался еще довольно большой кусок, – девочка склонилась над своей корзиной, – Куда-то он спрятался… сейчас найду…»

Забыв на мгновение про своих спутников, она принялась шарить на самом дне и в это время вдруг почувствовала, как кто-то крепко схватил ее за пояс. Гретхен выпрямилась, но чужие руки вцепились в нее еще крепче. Обернувшись, она поняла, что это был Коренастый, – он стоял к ней вплотную и, со злобою глядя прямо Гретхен в глаза, пытался развязать ее пояс с зашитыми талерами. Девочка рванулась в сторону, но тут Коренастому пришел на помощь Долговязый – он шагнул Гретхен наперерез и схватил ее за плечи.

«Отдавай свое серебро, малявка, да побыстрее!» – лицо его также было искажено злобой и азартом. Гретхен дернулась назад – но запуталась ногами в стоявшей за ее спиной корзине, споткнулась и потеряла равновесие. В следующий миг все трое оказались на земле, превратившись в бесформенное нагромождение рук, ног, спин. Несмотря на неожиданность нападения и очевидный перевес нападавших, Гретхен не сдавалась. Она вдруг почувствовала, как какая-то прежде неведомая ей сила самостоятельно, в обход разума, управляет ее телом, сопротивляясь нападавшим. Впрочем, и помощь со стороны к ней пришла тоже – почти сразу же, с началом драки: нависший над Гретхен Долговязый вдруг отпрянул с криком и ругательствами, схватив себя руками за шею. Позади его головы мелькнуло что-то белое, раздался громкий визг – и Гретхен поняла, что верный Тимофей не оставил ее в беде.