Мгновения тянулись в напряженном ожидании. Немцы приближались, не очень заботясь об осторожности, видимо не рассчитывая на сопротивление. Костя уже рассортировал приближающиеся звуки на отдельные источники – солдат, которые их издавали. Он насчитал троих непосредственно напротив себя и Карпенко и еще несколько в отдалении. Судя по всему, их с Карпенко позиция находилась не в середине цепи противника, а на правом ее фланге.

Внезапно цепь замерла. Звуки, издаваемые ей, прекратились. Костя почувствовал, что до боя осталось всего несколько мгновений. Времени не осталось даже на то, чтобы обернуться на Карпенко. Он впился глазами в ельник, который был сейчас единственным их преимуществом и защитой, боясь пропустить момент решающего броска.

Вдруг между елками мелькнула каска. Костя взял ее на мушку и повел, выжидая благоприятного момента для выстрела. Но каска не торопилась выходить из-за ветвей, а, мелькнув несколько раз, пропала. В какой-то момент Косте даже показалось, что это была не каска, а плод его напряженного воображения, и он запаниковал. Ему казалось, что он потерял контроль над ситуацией, и их с Карпенко преимущество сведено к нулю. Он был готов уже выстрелить просто в ту сторону, где мелькала вражеская каска, но что-то мешало ему нажать на курок.

Через несколько секунд напряженной тишины каска показалась вновь и не одна, а вместе с головой, на которую была надета. Голова медленно поворачивалась, не замечая Костю и того, что она находится на прицельной планке с подведенной мушкой, как яблоко в тире.

– Пора, – пронеслась мысль в Костином мозгу. И, как бы в подтверждение ее, слева с оглушительным, как показалось Косте треском, сломался сухой сучек. В ту же секунду почти над ухом у него хлестко ударил выстрел, заставивший его тоже нажать на курок.

В ельнике послышался хруст ветвей и в то же мгновение, заглушая его, загремели выстрелы. Костя прижался к земле. Мысли работали быстро и четко. Он вытащил вторую – последнюю гранату и, выдернув чеку, бросил ее вперед. Прижавшись щекой к прохладной и колючей от сброшенной хвои земле, Костя услышал взрыв и крик, переходящий в стон.

Медлить было нельзя. Костя вскочил и рванулся вперед. Он слышал, как сзади бежит Карпенко, но оглянуться не было времени, он опасался немцев, которые могли оказаться еще на пути.

Немецкие пули резали ельник чуть в стороне, производя много шума и создавая хаос, играющий на руку Косте и Карпенко. Костя чуть не споткнулся о тело распластавшегося на земле немца. Перепрыгивая через него, он машинально отметил, что это был командир.

Пробежав уже метров тридцать и, начиная верить в то, что вырвались, они услышали окрик, из которого поняли только:

– Хальт!

– Влипли, – первое, что пришло Косте в голову.

Он, не целясь, выстрелил в сторону окрика и упал на землю. Карпенко упал рядом, чуть не огрев его прикладом своей винтовки. Немец, на которого они вышли, тоже выстрелил и залег.

– Черт бы побрал этого немца! Теперь нас догонят. Надо с ним быстрее кончать, но как? – лихорадочно соображал Костя. Гранат больше не было, а перестрелка ничего хорошего не сулила, нещадно урезая шансы на прорыв. Показав Карпенко, как всегда жестами, куда бежать и, скорчив при этом свирепую физиономию, так как опасался, что тот не подчинится, Костя мощными, схожими с крокодильими движениями, пополз в сторону немца. Медлить было нельзя. Костя еще не знал, как будет действовать, но знал одно: сейчас надо было сблизиться с немцем для решительного боя и, желательно, не схлопотать при этом пулю.

Карпенко, поколебавшись мгновение, бросился в ту сторону, куда указал командир. Костя с удовлетворением подумал о том, что немец дал Карпенко несколько секунд, так необходимых для того, чтобы скрыться. Слыша, как удаляется Карпенко, производя столько шума, сколько производит напуганный лось, Костя осторожно поднял голову и посмотрел в ту сторону, откуда был сделан окрик. Как только он это сделал, сразу понял, что Карпенко, производя весь этот шум, спасает ему, да и наверное себе жизнь. Немец тоже поднял голову, но все внимание его было поглощено удаляющимся треском ломаемых ветвей.