Вскоре Валеру назначили бригадиром. Новых своих подчиненных, Круминьша и Сорокина, он прежде всего сводил в ресторан, где наглядно доказал, что работать хорошо гораздо выгоднее, чем работать плохо. Дал подчиненным в долг, чтобы приоделись для работы, и обязал прочитать книгу «Искусство общения». Круминьш из книги ничего не понял, но начальника стал уважать еще больше, а Сорокин некоторые места выписал в блокнот, который носил всегда с собой.

Через неделю совместной работы Круминьш и Сорокин стали называть бригадира шефом и готовы были ехать с ним на любой заказ.

Прокушев считал себя грузчиком новой формации. В рабочем, но элегантном костюме, он уверенно руководил бригадой, успевал шутить с клиентами, умел со всеми найти общую тему для беседы, был тактичен и вежлив. Женщинам говорил комплименты так, что даже ревнивые мужья улыбались, старушкам помогал вспомнить счастливые дни их молодости, а мужчинам-хозяевам (в основном перевозили новоселов) обещал помочь достать хороших сантехников и маляров. В конце концов, выходило так, что клиенты сами с благодарностью выносили деньги.

* * *

Будильник ударил в голову тяжелым звоном. Сорокин пошарил в темноте рукой, нащупал нос Эммы, полез дальше, свалил с табуретки кружку с водой и только после этого сумел нажать кнопку звонка. Эмма слабо пошевелилась и что-то простонала.

– Сли, спи, зайчик, – сказал Сорокин и поднялся с постели.

Он постоял немного посреди комнаты, соображая, где находится, влез в шлепанцы и побрел на кухню попить воды. Вода показалась сладкой. Кончил он пить не потому, что напился, а потому, что устал держать голову под краном.

Завтракать Сорокин не стал. Во-первых, не знал, где что у Эммы находится, а во-вторых, не очень хотелось. Зато очень хотелось вчерашнего шампанского.

Перед тем как выйти из квартиры, Сорокин на всякий случай переписал номер с телефона, взял из сумочки хозяйки три рубля, подумав, еще три и написал записку: «Эм! Скоро позвоню. Целую, твой суслик». Он всегда так подписывал письма и записки малознакомым женщинам…

* * *

Павлов пришел слишком рано. Во дворике у входа в агентство, где велел ждать Сорокин, никого не было. Павлов подергал большую дверь с надписью «Транс» («агентство» стерлось), зевнул и уселся ждать на скамейку под тополем. Тополь был единственной растительностью асфальтового дворика, окруженного пропылившимися каменными домами, и казался таким же случайным здесь, как высотное здание где-нибудь в пустыне. Таким же случайным здесь показался себе и Павлов. Он поежился не от холода – от неуюта и подумал, что Сорокин пошутил и никто сегодня сюда не придет; но в это время из-под арки вышли два коренастых мужика с больными лицами. Они тоже подергали дверь с надписью «Транс», машинально проматерились, сели на соседнюю скамейку и стали курить.

Один из мужиков, в маленькой белой кепочке, покачал головой и с чувством сказал:

– Наверное, нет ничего такого на свете, что бы я захотел сейчас съесть…

Второй мужик погладил себя по животу и ответил:

– А я бы, наверное, сейчас поел остренького шашлычка.

Мечтательно поглядев в голубое высокое небо, он с чувством добавил:

– Со свежепросоленным огурчиком, с помидорчиком, с горчичкой!

Слышавший его Павлов сглотнул.

– Боров, – сказал тот, что в кепочке. – Господи! И зачем я подписался на эту субботу! А все ты! Еще по одной! Еще по одной! Заладил как попугай!

– А что же я мог сделать?

– Остановить меня!

– Зато погуляли как люди…

– Ага! Коньяк под соленые огурцы! Люди! Господи! Да где же Михалыч сегодня?

Михалыч появился довольно скоро. Им оказался маленький старичок в потертом пиджаке, надетом на тельник, с большой сумкой в руках. На сумке было написано: «Спорт».