Неизвестно, сколько времени прошло, прежде чем я увидела тоненькую полоску блеклого света, пробивающегося под дверью.

— Кто здесь?

Снова тишина. Но спустя несколько мгновений я уловила чьи-то шаги.

— Кто. Здесь. — требовательно, громко. Я привыкла, что королеву слушают, здесь же никто не собирался отвечать на мои вопросы.

Шаги замерли перед дверью, послышался лязг отодвигаемой задвижки, и снизу, на уровне колен открылось небольшое окошечко. В него просунули поднос, на котором я успела разглядеть жестяную кружку и тарелку, наполненную серой баландой.

Похоже, мои тюремщики вспомнили, что даже Высшим демонам нужна еда.

Пахло отвратно, но я была так голодна, что не осталось места капризам. Схватила кружку, сделал быстрый глоток и тут же фонтаном выплюнула все обратно

Это не вода! Отрава! Сок белого дерева Мойри, растущего на вершинах горы Туманов. Терпкий, прекрасно утоляющий жажду. Коварный, словно ядовитая змея. Не смертельный, но лишающий демона сил.

С криком негодования, я швырнула кружку обратно.

В тот же момент поднос с едой исчез и окошечко захлопнулось.

— Проваливай в Бездну! — прокричала я, дрожа от ярости. Подумать только, они предлагают мне добровольно пить эту отраву! Чтобы лишить себя сил!

Слабый узник — удобный узник.

Не дождутся!

Время шло, и жажда становилась все невыносимее. Все мысли были только о глотке воды. От заключения я сходила с ума, зверем бросаясь на стены. Собственно бессилие убивало. Хотелось кричать в голос, требовать, чтобы отпустили, умолять.

Я и кричала, срывая голос. Царапала когтями стены, срывая ногти. Умоляла.

В ответ снова была тишина. Темнота доводила до исступления. Даже для демона выдержать кромешный мрак оказалось не по силам. Мне мерещилось, будто кроме меня в камере кто-то есть — огромный слизень, тянущий свои щупальца, пауки размером с боевого коня Д”хармы.

Темнота душила.

Спустя долгое время снова раздались шаги, и снова открылось окошечко. Я тут же приникла к нему, жадно всматриваясь. В дрожащем свете факела, видела ноги, затянутые в серые кожаные брюки, потертые голенища тяжелых сапог. Смотрела жадно, наслаждаясь тем, что просто могу видеть.

Мне опять подсунули поднос с кружкой и миской.

В этот раз я не торопясь взяла кружку и осторожно принюхалась. Опять сок Мойри!

— Я не собираюсь пить эту дрянь! Принеси мне воды!

И снова поднос забрали, окошко захлопнулось, и свет в полосочке под дверью начал меркнуть.

— Сукин сын, — сорвалась я, — принеси мне воды! Вернись немедленно!

Шаги затихли, и камера снова погрузилась в кромешную тьму.

Так повторялось еще не единожды. Пока я окончательно не обессилила и не начала сходить с ума от жажды.

И когда в очередной раз молчаливый надсмотрщик принес отраву, я ее взяла. Обхватила кружку дрожащими руками и сделала несколько жадных глотков. Остановилась, пытаясь сдержаться, превозмочь свою слабость. Но жажда была слишком сильна. Поэтому выпила все, до дна, слизав последнюю каплю с края.

Охранник терпеливо стоял на месте, позволяя наслаждаться бледным светом. Я взяла миску и, морщась от гадкого вкуса, съела все до последней ложки. После чего вернула ее на поднос и ушла к матрацу. Легла на него, свернувшись калачиком, чувствуя непередаваемое отвращение к самой себе.

Я только что с жадностью съела еду, предназначенную для обитателей псарни!

Зато стало теплее, и жажда утихла.

Можно поспать, отдохнуть, поберечь оставшиеся силы. Да и не нужны они больше. Я, наконец, смирилась с тем, что боем отсюда не вырваться, никогда. Надо ждать удобного момента.

Несмотря на бедственное положение у меня еще оставались козыри, надо лишь правильно их разыграть.