«Всё не так, всё не так…», – чудится дяде Ване в этом звуке. Нарочно громко звякнув ковшиком, он зачерпнул воды из кадушки, выпил, обливаясь и хлюпая.

Смертельно хотелось опохмелиться, но прибранный соседками стол, вчера уставленный выпивкой и закуской, сегодня угнетал пустотой.

«Что же дальше-то?» – старик растерянно огляделся. В деревне каждый к своей семье как пуговка к одёжке пришит, а он вот один остался – никто не обругает, никто и не пожалеет. Варька, хоть и была безмерно скандальна, но сама любила иной раз к бутылочке приложиться. Всегда у неё имелась секретная заначка…

Дядя Ваня прошёлся по избе, заглядывая в шкафчики и тайники, пошарил по полкам. Нашёл давным-давно убранную в дальний угол чулана «липку». В том сапожном чурбачке, в серёдке отверстие выдолблено, чтобы инструменты складывать, а дядя Ваня в нём «неприкосновенный запас» держал. Только и «липка» оказалась пуста. Всё выпито.

Всё сказано, всё сделано.

«Куда я теперь? Зачем я теперь?» – сел дядя Ваня на лавку и заплакал, тоненько подвывая и раскачиваясь из стороны в сторону.

Опять со скрежетом высунулась из своего окошка кукушка, кукукнула один раз – половина, значит. Какого? Проморгался, глянул на циферблат – шестого. Утра? Нет, пожалуй, всё-таки вечера.

Дядя Ваня отёр ладонью мокрое лицо, ещё чуток посидел бездумно и вышел во двор. Медленно добрёл до огорода, обошёл гряды, засеянные неутомимой Варварой. Свекла, репа, редька… Потянул какой-то зелёный хвост, выдернул большую крепкую морковину и зачем-то положил её в карман. Снял с плетня пёстрый половик, понёс домой…

В избе уже бодро хозяйничала бабка Анна: растопила печь, сунула туда чугунок с картошкой.

Привычный образ суетящейся по дому женщины немного утешил вдовца. А бабка воспользовалась трезвым состоянием соседа и завела деловой разговор. Через неотвязную мысль о выпивке до дяди Вани дошло, что Варварину корову продали удачно – тот поп, что покойницу отпевал, он и забрал Зорьку. Вырученные деньги, чтобы дядя Ваня их не растряс, бабка Анна у себя придержала до приезда Нины. А пока та не нашлась, она, Анна, будет за домом присматривать: прибирать и готовить два раза в неделю.

«А ты, Иван, ежели не желаешь в долгу оставаться, вспомнил бы своё ремесло, да и починил мне кой-чего из обувки», – уравняла бабка соседские отношения. Но дядя Ваня на это деловое предложение никак не отозвался.

«Вот привязалась, чесотка», – думал он, прикидывая, как бы вытряхнуть из зловредной старухи своё законное:

– Ты… эт… деньги отдай. Сам сохраню.

– Шиш тебе, – помахала бабка дряблым кукишем. – Я тебя знаю, пропьёшь и не поморщишься!

От острого желания опохмелиться и полной невозможности это сделать дядя Ваня внезапно озверел:

– Дура старая! Воспиталка, тоже мне! Иди, свово мужика понужай, а я и сам с усам! Без тебя всё сделаю, не безрукой! А ты чтобы тута мне не шаркалась!

– Да пропади ты пропадом, изверг! Не для тебя, для Варьки-великомученицы старалась!

Плюнула под ноги, вылетела вон, дверью – бах! – аж покатилось в сенях. Деньги отдать и не подумала. Дядя Ваня постоял угрюмо посреди кухни и влез на печь.

Эх, Варька, Варька! Что ж ты наделала? Оно, конечно, непросто тебе жилось. Муж – инвалид, в боях за Родину изувеченный. Воды принести, дров нарубить, землю вскопать – всё вполсилы, другая половина – твоя. Только ведь он тоже старался, как мог. Бывало, сутками с «липки» не вставал. Клеем да ваксой так надышится – в голове туман, на ходу качает. Для очищения организма, бывало, примет чуток, а ты сразу в ругань, а то и в драку! Разве он когда-нибудь тем же ответил? Да он за всю жизнь тебе ни разу даже пальцем не погрозил! А ты вот взяла, да и ушла, не попрощавшись… Теперь чужие бабы должны твою печку топить и твоего мужика утешать. Это как же так? А? Это где же справедливость?