С этими словами Пётр Константинович сел в машину, злобно хлопнул дверью и рванул с места так, что из-под колёс повалил сизый дым, а на асфальте остался рисунок протектора ведущих колёс. Я молча проводил удаляющуюся машину взглядом, достал выданный мне на предвыборный период мобильный телефон и, набрав Тамару Ивановну, любезно пригласил её и всю группу вечером в приёмную для торжественной раздачи наград в виде тяжёлых словесных сладостей.

На собрании я был строг. Прочитав лекцию о вреде инициативы без одобрения вышестоящего руководства, а также о том, что любая мелочь, даже незначительная, может повлиять на результаты выборов, я, выпустив пар, сел на свою законную табуретку и исподлобья подарил каждому, кроме Анечки, свой самый страшный, как я полагал, взгляд. Собравшиеся притаились, Анечка всхлипнула. Я посмотрел на Тамару Ивановну, сконфуженно вдавленную в кресло. На минутку мне её даже стало жалко.

– Может, чаю? – предложила та, свесив голову набок.

– Можно! – разрешил я.

На столе моментально появилась бутылка водки.

– Чаю! – резко рявкнул я, да так, что все вздрогнули.

Бутылка водки пропала, а женский коллектив нашей инициативной группы засуетился с чашками и угощениями.

– Ты не сердись, – со свистом отпивая из блюдца чай, заметила Тамара Ивановна. – Мы же из добрых побуждений!

– Знаю, – спокойно вздохнул я и ещё раз напомнил о необходимости согласовывать действия.

Когда собрание перетекло в дружескую беседу, я поделился кураторскими соображениями по поводу размещения наружной рекламы. Идея с балконами очень понравилась Тамаре Ивановне, и все дружно принялись считать количество своих родственников, друзей и знакомых, которые могут любезно согласиться разместить мою предвыборную агитацию на наружных поверхностях своего жилого фонда.

– У Анечки есть идея! – прервала гам старушка слева.

Все притихли, а покрасневшая Анечка встала из-за стола и презентовала свой проект:

– В парке очень много птичек, – пропищала она своим звонким голоском, а затем, немного помолчав, взглотнула и добавила: – Они голодные!

– А птички тут причём? – удивился капитан, тайком подливая себе и тёткам по краям водку в чай. – Они же голосовать за Валерия Валерьевича не могут!

– Тш-ш-ш!.. – прошипела Тамара Ивановна и благосклонным кивком головы попросила Анечку продолжить.

– В парке гуляет много людей и мам с детьми, – смущённо говорила та.

– Дети, по закону, тоже голосовать не имеют права! – не унимался капитан, но, натолкнувшись на злобную гримасу руководительницы инициативной группы, моментально стих.

– Я предлагаю развесить в парке кормушки и скворечники! – закончила Анечка и, сев, уткнулась в чашку с чаем.

– Дело хорошее! – стараясь не обидеть девушку, отозвался я и пообещал, как положено любому кандидату, обеспечить в ближайшее время после избрания всех птиц избирательного участка жильём и пропитанием.

– Суть не в этом! – не выдержала старушка слева, оказавшаяся бабушкой Анечки. – На всех кормушках и скворечниках мы разместим плакаты с нашим кандидатом!

– Отлично! – восхитился капитан и поднял вверх большой палец в жесте одобрения. – Я даже знаю, кто это всё изготовит!

– У меня нет времени пилить фанеру! – запротестовала захмелевшая многодетная мать. – У меня дома муж и дети непиленые, тьфу, некормленые!

– Мой старый друг – учитель труда! – успокоил соседку капитан. – Скворечники дети на уроках изготовят, но для этого нужен чертёжик, материал и ящик благодарности!

– Сделаем! – пообещал я, на этом и остановились.

Очередная попытка проводить Анечку домой в этот вечер провалилась. Конвоируемая бабушкой, она опять скрылась за углом бани.