Это была шутка давних лет, но, как ни странно, она оказалась кстати. Выяснилось, что Валентин, квартировавший в Подмосковье, познакомился с Глашей в электричке.
– Да я сама к нему пристала, – не стесняясь, грубоватым голосом говорила эта святая простота. – Я деревенская, Москву не знаю, поехала на разведку. А куда идти, с кем советоваться?
Кругом простая людва. Вдруг гляжу, рядом мужичонка аккуратненький сидит, один-распроединственный. Думаю: «Верняк, москвич тёртый. Дай расспрошу». А он сам работу ищет… Вот так и познакомились. Шо? Не так шукаю? – повернулась она к Валентину.
– Так-так, – отмахнулся он, не желая продолжать домашнюю тему, предпочитая вопросы, интересные гостю. – Ты в соцсетях комментирующую публику читал?
– Это те, кто там не был. Выдёргивают жареное и мусолят. Ничего интересного. А у тебя какое мнение?
Суховей немного подумал, потом сказал:
– Я на частности внимания не обращал. А если взять общую тональность, то удивила оторванность лидеров оппозиции от реальных процессов в России. Сразу видно, спикеры за границей живут. Бормотологи. Наполеоны мысли.
– Да ведь и мы за границей, – вставил Дмитрий.
– Во-первых, я свалил из Рашки недавно. Но, главное, можно жить за рубежом и улавливать российские процессы. А они верхами скачут. С выводами я согласен: Рассеюшка путинская к пропасти несётся. Только их-то доводы об этом не говорят.
– А что об этом говорит? – направил разговор в нужное русло Соснин.
– Это я пожалуйста! – обрадовался Валентин, который, видать, истосковался по серьёзным разговорам.
– Я бы с чего начал? – спросил сам себя. – Главная нынешняя беда России не в спаде экономики, на что жмёт оппозиция, даже не в путинском режиме – на защите режима от народа и переворотов стоит Росгвардия. Путин не озаботился создать государственную элиту, похоже, об этом даже не задумывается. А без государственно мыслящего слоя наступает паралич национальной идеи, государство – колосс на глиняных ногах. Может рухнуть от слабого толчка, даже под собственным весом.
Для Соснина такой ход мыслей был внове. Хотя сразу возникли вопросы.
– О чём ты говоришь! Та же Росгвардия, оборонка! Они на страже государства.
– Не государства, а власти! Есть ещё бизнес-элита, научная, культурная богема, и каждая решает свои проблемы. А вспомни, кто начал рушить государство сто лет назад?
– Ты и большевиков в элиту записываешь?
– При чём тут большевики? Я об отречении царя. Кто его с трона попросил, нанеся смертельный удар по государству? Элитарный Шульгин! Человек, представлявший высшие слои общества. Подобные Шульгину считали, что государство – данность, воздух, которым дышат, твердыня незыблемая, что власть можно менять сколь угодно, а к распаду государства это отношения не имеет.
Соснин удивлялся глубине этого взгляда. Вопрос не в том, прав Валентин или его заносит. Сам подход говорит об особом мышлении этого бесперспективного и неприметного человечка. Вот что интересовало Дмитрия, которому незачем было дискутировать о наличии или отсутствии в России государственно мыслящей элиты.
– Ну ладно, – примирительно сказал он. – А ещё какие мысли в связи с оппозиционной говорильней?
– Хосподи! Он вам счас сорок сороков наговорит, – угрюмо буркнула Глаша, без стеснений за обе щёки трескавшая торт. – Свезло ему, нашёл слушателя. Мне-то его хфилософия на фига? Начнёт трындеть, я и засыпаю.
– А на черта Запад России санкции учинил? Оппозиция рада: жми на Путина, дави! И опять в корень не смотрят. Вспомни, как начиналось. Гайдар с головой нырнул в рыночную стихию. Задрав штаны, мчался встреч глобальной экономике, подписывал десятки обязывающих договоров, сотни соглашений. Задача была одна: скорее влиться в мировую систему. Так говорю?