СОСЕДИ

И вот, реальность – мне 30 лет. У подруг своя насыщенная жизнь. Мама умерла. А я на «пике скорби» уволилась из реставрационных мастерских, вдруг оказавшись в тотальном круге одиночества. Соседи по коммуналке поддерживают, как могут. Но я все больше и больше замыкаюсь, проводя все дни лежа на диване, отвернувшись к стене. Часто плачу, практически не ем. Да и вообще, не вижу смысла и опоры жить. Моя тоска по маме так велика, что любые предметы, связанные с памятью о ней, причиняют нестерпимую боль.

– Чтобы жить дальше, тебе надо полностью сменить обстановку, – гладя меня по голове сухонькой старческой рукой, убеждает меня Карла Марковна.

– Как это? – хлюпая носом после очередных рыданий, вопрошаю я. – Выбросить все вещи?

– Это проблему не решит, – сокрушенно разводит руками соседка. – Тут нужны более кардинальные изменения. Да и вещи эти жаль. Со временем ты сможешь к ним вернуться. И возможно, они вызовут в тебе лишь светлую память и грусть, а не такую сокрушительную боль, как сейчас.

– Так что же тогда? – слышу я в себе голос Потеряшки.

– Как бы мне не было больно и тоскливо отпускать тебя, говорит Карла Марковна, протягивая граненую рюмочку с накапанной в неё валерианой. – Но мой совет: уезжай отсюда. Из этой комнаты, из нашей коммуналки, в которой все и всегда будет тебе напоминать о Людочке. А мы уж тут останемся и будем хранить память о ней, пока тебе не станет легче.

Две маленькие слезинки блестят в старческих подслеповатых глазах. Дым извечной папиросы, окутывая нас, поднимается к потрескавшемуся потолку. Дрожащий голос тихо продолжает: «Тебе нужно жить дальше, моя девочка. Строить будущее, не закапываясь в прошлом. Хватит. Полгода прошло. Пора начинать «приходить в себя». Вечно так продолжаться не может».

И вот, на малом совете нашей квартиры разрабатывается план моих дальнейших «шагов в реальность».

В прошлом грузчик, Аскольд уже несколько лет работает риелтором. Он у нас10 лет как бросил пить, закодировался, отрастил брюшко и даже женился. На совете он самый компетентный в вопросах недвижимости.

– Нужно покупать двушку, – вещает он. – Ты – художник. В одной устроишь мастерскую, в другой будешь жить. Да и на перспективу хорошо. Ведь не за горами замужество и дети. Так что, двушка – самое оно.

Соседи дружно кивают.

– Но у меня на двушку не хватит, – вяло отпираюсь я. – Мне и студии хватит.

– Нет, не хватит, – вступает в разговор поэт Артемий. – Покупать нужно сразу хорошее и на перспективу.

– Я ипотеку брать не буду, – продолжаю упираться я. Мне совсем не «улыбается» расставаться со своими соседями и с моим унылым существованием в квартире, где всё напоминает о маме.

– И не думай упираться, Олюшка, – как будто прочитав мои мысли, мягко произносит Афанасий Фёдорович. – Я тут давеча настраивал кабинетный рояль – такую приличненькую новую «Ямаху» у одного психотерапевта. Так он сказал, что в подобных случаях хорошо помогает «полная перезагрузка»: новая работа, новое общение, путешествия, новое место жительства. Ну, в общем – всё новое!

– Так может, и необязательно покупать? – с надеждой спрашиваю я. – Сниму квартиру. Поживу, пока не отпустит, и вернусь.

– Ну, тоже вариант, – начинает было Илларионов, но тут же замолкает под гневными взглядами соседей.

– Нет, дорогая моя девочка, – торжественно произносит Карла Марковна, поднимаясь со своего места. – Нужно плотно закрыть дверь в прошлое и начать абсолютно новую жизнь. Тут Афанасий со своим психотерапевтом прав.

Она достает из бархатной концертной сумочки несколько пачек денежных купюр, перетянутых резинками, и аккуратно выкладывает на середину стола, за которым мы, собственно, и расположились. Следом за ней пачки денег выкладывают Афанасий Фёдорович и Артемий.