Тут снова вопрос, тем, кто тут не в первый раз: как это можно – чтобы втроём, да по–человечьи? Не сочетается.
– С Бимом по–человечьи не получится, – фыркнул Егорыч.
– У нас эконом–путешествие. Чего ж ты хотел?
– Гуманизму хотел. По–братски чтоб. А не экономии. На физическом здоровье, – сказал Егорыч, – дурдом! Какого хера я поехал!
– Дак вернись. Никто не держит.
– Да ладно, шучу я.
– Вот и я говорю, нечего из пустяков шум ворошить.
Ксан Иваныч удовлетворён разрядкой спального конфликта.
А также: жизнь и дружба из–за такой ерунды, как попытка эвтаназии, обыкновенно не заканчиваются.
О братьях Поссыве и Посраве
«Говорят, я был здорово накурен, когда вёл церемонию «Оскара». Но это чушь, конечно. Я был под героином».
Джеймс Франко
Порфирий Бим с утра вроде развалины.
Герои такими не бывают.
Собственно, он и не особо в курсе, что пару месяцев назад (на родине) его записали в главные герои, ну или в помощники главного героя, каковым этот деревенский парвеню10 Егорыч, разумеется, назначил сам себя. Впрок.
Собственно, Бим заранее знал, что Егорыч ни хрена не напишет. Поманул (во весь экран кот «манул») товарищей и всё. Все его обещания – это лапша и фейк, обманка крупнорогатая, золото дураков: ну какой из Егорыча писатель?
И сам себе Бим отвечает: «ни–ка–кой. Никто он. Ну, или Некто».
Кстати: недавно это имя мы уже слышали.
Собственно, на мягкого героя (пластилинового, картонного, среднего плана) Бим ещё согласен, а на главного не подписывался: вот ещё: для этого же трудиться надо… держать себя в руках… и всё такое. Нетушки–нетушки!
Кроме того, кто бы ему сообщил, что именно в эту минуту КАКИЕ–ТО ТВАРИ снимают с него портрет?
На такого варёного и беспомощного, как он сегодня, можно написать сатиру, в лучшем случае пасквиль. и, вероятно, так и напишут о нём… пасквиль. Причём, в самом неприглядном виде, в таком неприглядном, что все бимовские родственники – жёнка там, детки… возненавидят писаку Егорыча, как лютого своего… тут можно употребить гиперболу «враг» в родительном падеже: кого–чего? – врага, вот чего. «Врун» и «враль» тут не годятся – слишком слабо.
Можно побить Егорыча, если реализует подлость… Розгами, например, и чтобы самим поучаствовать.
«Или обвалять в перьях. Такой приём моден в Америках. Был. Во времена Марка Твена». – это предложение доченьки Бима.
Бим знает: Егорыч относится к его доченьке в общем–то положительно, даже с симпатией. Она живёт в Штатах, а Егорыч не жалует Штаты… За двуличие и чванство, за индейцев и негров, и за всё такое, что Ленин выписал мерзким буржуинам.
А Егорыч всё равно выкрутился, он как бы добрый, сволочь. Он прощает её – на словах, вместе с мамочкой и папочкой Бимом, которые послали доченьку в Штаты, а девочка – не будь дурой – возьми, да и пристройся там. Навсегда, наверное. Если не грянет чего.
Но об этом сейчас Бим не думает.
Кто–то шепчет ему… Будто на кепке сидит, и шепчет. А шепчет так: «прикинь: ты же всё равно варёный, так представь – ты и есть вареник, на сегодня, не боись, спрячься за вареником, ты же умеешь, никто не трогает вареников, вареники они безобидные, главное – не горячись».
Понравилась Биму подсказка кого–то.
А как вжился в роль «вареника», то плюнул на обязанность быть гражданином России и достойным путешественником по европам… Тем более бумаг не подписывал, служить не нанимался, обещаний не давал. Так что прекратил всякое сопротивление… внешним обстоятельствам, так сказать. И поплыл согласно течению. А течение оно знает. Течение на судьбу похоже.
***
План Малёхи по обезжи… обезво… по обезвреживанию Бима сработал на все сто: дурь, чёрт её задери, проникла во все поры бимовского организма.