Сразу начался спор, в процессе выяснилось, что эти двое — брат и старшая сестра. Оказалось, что Тода и Олфан, такие непохожие друг на друга ни внешне, ни характером — дети одного отца, но разных матерей. Последнее я выяснил много позже. Девушка, поддержавшая мой вариант побега, победила в споре, не то чтобы план ей нравился, но других вменяемых предложений и мыслей не было. Прошло ещё полчаса, тихим шёпотом от клетки к клетке, когда сначала передавался мой хитрый план, а потом начинались споры по новой, что это опасно, пущай, мол, чернь Коммод погибает. После долгих согласований и покрикиваний на нас охранника, чтобы заткнулись, я замотал кусочек острого зеркала в свою рубаху, чтобы не разбилось при перекидывании из клетки в клетку, и передал «оружие» в нужном направлении. Олфан ухватил импровизированный нож, не забыв сверкнуть в мою сторону недоверчивым взглядом, подтянул оружие к себе, осмотрев свёрток. Высокомерно кивнув, мол, так и должно быть, передал осколок дальше, приготовившись к развязке.

А потом началось представление. Немного тучная девочка-подросток в углу попросилась на горшок, естественно, была послана, после чего начала раскачивать свою клетку, бросаясь из угла в угол. Прутья не были закреплены внизу, поэтому у неё даже получалось: то сдвинется намного ближе к другим пленным, то клетка приподымется немного, градусов на пять. И то это мне рассказывали: в темноте и вдали от места действия я ничего такого не видел. Только слышал тихий скрежет металла о каменный пол и сердитые выкрики воина, которому это действовало на нервы.

Так как я был сценаристом, даже не режиссёром, то немного расслабился, ожидая положительной развязки или полного фиаско. Даже вспомнилась классика с Остапом Бендером: «Лёд тронулся, господа присяжные заседатели! Командовать парадом буду я!». Хотя было немного нервно: в случае неудачи меня могли прибить за попытку поднять мятеж. Мне ведь ясно дали понять, что, в отличие от аристократии, моя жизнь висит на волоске. Хотя и их будущему тоже было сложно завидовать, раз до сих пор не появились родственники, готовые согласиться на возможные условия выкупа. Но сдаваться и становиться рабом навсегда не желал ни в какую.

Я так ничего и не увидел отсюда, это мне потом рассказали, возможно, чуток приврав и приукрасив историю. Так вот. Охранник подошёл к клетке с девочкой, чтобы успокоить её деревянной палкой: не убивать же ценную носительницу Ядра?! Подросток из клетки поблизости просто толкнул его двумя ногами под колено. Воин был одет легко: стёганая куртка, кинжал, меч, поэтому неожиданный удар под коленную чашечку был болезненным, застав врага врасплох, и одатиец грохнулся оземь. Упавшему не суждено было уже подняться: как и предполагалось по плану, ему напихали в шею, в районе яремных и сонных артерий, много стекла.

Странно, но инертное и биологически неактивное стекло оказалось крайне ядовитым и несовместимым с жизнью «токсином». Мой тонкий юморок никто из молодёжи не понял, химии тут не знали, только алхимию. Средневековье…

Я опасался, что меня могут банально «забыть», как не своего, не аристократа, и был несказанно удивлён, когда не столь значимую персону освободили далеко не последней. Всё объяснялось просто: раненым и плохо передвигающимся детям нужно помочь с побегом. В течение пяти минут после смерти охранника все были свободны, взявшие в свои руки командование Тода и Олфан пошли впереди. Парню достался меч, а девушке кинжал охранника. Я был безоружен, но руки придерживали раненых деток.

7. Глава 7

Первые потери