– Да это наши с работы в Москву ездили, я им специально заказывала. Пощупай, Мария, чистая шерсть. А вышивка какая… Загляденье. … Алина, – мама нахмурилась, – убери руки. Вышивку же не видно.

Тётя Мария одобрительно причмокивала. Алина стала разворачиваться к ней боком, спинкой, чтобы та как следует рассмотрела платье сзади. Даже отошла, как можно дальше, максимально увеличивая обзор.

– Алина, руки убери, вышивку не видно, – в голосе стало больше ярких акцентов.

Ничего иного не оставалось, как подчиниться…

И мама всё увидела.

Она поначалу растерялась, захлопала глазами, но быстро взяла себя в руки. Не вымолвив ни слова, лишь внимательнее всмотрелась в и так виноватое лицо и показала взглядом: «Уйди с глаз моих. Потом поговорим».

Уходя, Алина слышала, как тётя Мария попыталась, было, вступиться:

– Ну, чего ты?.. Не расстраивайся ты так…Ну, она кошку любит…Девчонка одна целый день, надо же ей чем-то заниматься…

Мама ответила ей что-то неразборчиво, но таким эмоционально-сердитым тоном, что девочка, спиной чувствуя её взгляд, с каждым шагом всё глубже проваливалась под землю. Опозориться вот так перед тётей Марией… Да это несмываемый позор на всю жизнь. Она знала, что теперь эта история то и дело будет всплывать на каждом совместном торжестве.

Жить не хотелось.

…В комнате она быстро сняла эту мерзость с себя, куда-то забросила, переоделась в зеленое платье с клетчатыми рукавами, на котором, правда, тоже заметила несколько зацепок… но не таких явных. И вернулась туда, где продолжался праздник. Изо всех сил натужно улыбаясь, она как-то всё больше жалась к папе, который гладил её по голове, приговаривая: «Ты у нас – хорошая девочка… хорошая девочка…». Не отрываясь глазами от мамы, она перехватывала её настроение. Если видела, что та улыбается кому-то – расцветала тоже. И тут же серьезнела, еще раз уколовшись о молчаливую обиду. А попытки подластиться или негромко попросить прощение, тоже ничего хорошего не принесли…

Снова вмешалась тетя Мария:

– Ну, чего ты, в самом деле? Девчонка переживает, не видишь что ли как…

– Если бы переживала, платье бы берегла. У тебя, Мария, было такое платье хоть когда-нибудь? …Вот и у меня не было… А у этих есть всё, потому и не ценят, и не берегут ничего… …Вот как ты думаешь, Мария, к таким детям дед Мороз приходит? …Мне кажется, что нет.

Когда мама молчала – было страшно, но когда она заговорила, стало еще невыносимее…

…Утром платье аккуратно висело на стуле. Никаких зацепок на нём больше не было. Мама сидела рядом, накалывала иголки в крошечную подушечку и, перехватив испуганный взгляд, сказала:

– Если я только увижу, что ты опять кошку на руки взяла, не обижайся!

– Не буду, мамочка, честное слово не буду брать! – Алина, почувствовав, что лёд тронулся, бросилась к ней с поцелуями, краем глаза отмечая огромную коробку с куклой. – А Дед Мороз ко мне всё-таки приходил! – сказала она лукаво. Я – хорошая девочка…

….

Но всё же… мысль – куда делись зацепки с платья – никак не давала ей покоя.

«Всё-таки Новый год – волшебный праздник!» – отметила она себе на всю оставшуюся жизнь.

Алине купили слона. Когда купили она, правда, не знала. Слон появился как-то вдруг. Так обычно и случается: приходишь из детского сада, ни о чем не догадываешься, а тебя ждет сюрприз.

Большой, пластмассовый, с розовым бугристым туловищем слон стоял на диване и улыбался. Всё остальное, руки, которые почему-то потом назвали ногами, настоящие ноги, большие уши, голова и хобот, – у него были белыми.

Алина подошла к слону, восторженно подхватила, собираясь крепко прижать к себе, и сразу же вернула обратно. Он оказался неприятным, жестким. И еще, он не прижался ответно, как делали это куклы и все остальные игрушки, а успел больно упереться хоботом в шею. Созданное одним движением впечатление не расположило к дружбе. Вот кому может понравиться