С проявленными снимками меня отправляют в кабинет 215. Обшарпанные стены, рваный линолеум, покрашенная в сто первый раз белой краской дверь. Стабильность нашей медицины должна радовать, но, когда я стучусь и прохожу внутрь, но сталкиваюсь нос к носу с ужасающей реальностью.

За столом сидит все тот же врач. Поседел, отрастил усы, слегка разжирел. Но не узнать невозможно. Зато он меня не помнил. Сколько таких девчонок прошло под его пальцами?

– Присаживайтесь, – он указывает на стул, стоящий в полуметре от него. Я уверенно плюхаюсь, поглаживая второй кулак. Сегодняшняя практика показала, что неважно, какой противник стоит перед тобой, важны настрой и эмоции. И даже маленькой девочке доступно то, чего никогда не достичь бездушному амбалу.

– Хорошо, что не перелом, – скалится в улыбке врач и кладет руку мне на колено. – Всего лишь ушиб.

– Все хорошо, доктор? – из-за двери высовывается голова отца с одним закрытым и опухшим глазом, врач резко одергивает руку и нервно, заикаясь, произносит:

– Ушиб, только ушиб, я вам сейчас мазь выпишу.

Комичности ситуации добавляет то, что его всего трясет, испарина со лба медленно стекает по виску, почерк и без этого размашистый и непонятный становится до безобразия уродливым. Нет, я вовсе не благодарна отцу. Мне хотелось проверить, как далеко сможет зайти этот урод. И как далеко смогу зайти я. Поэтому уходя, я наклоняюсь к его уху и шепчу:

– Тебе повезло, что зашел отец. Иначе я за себя не ручалась.

«Вась, ты скоро? квартира сама себя не уберет» сообщение от Марины нагло ворвалось в промозглое воскресное утро. Я отвечаю «скоро» и спешно прячу телефон в карман.

После рентгена отец вызвал нам такси. Выйдя на безлюдную улицу и неловко потоптавшись на крыльце поликлиники, он прислонился к прохладной кирпичной кладке и закурил.

– Только Наташе не говори, – заметив мой испытующий взгляд, он глубоко затянулся.

– Надо же, папочка что-то скрывает от своей безупречной жены? – я не сдержала ехидства.

– Да, с годами понимаешь, что не вся информация одинаково полезна для окружающих, – выпустив кольцо дыма в воздух, отец рассмеялся. – Но ты можешь не переживать, даже если и проговоришься, в угол меня не поставят. На, держи, – он потянулся за бумажником и вытащил тысячную купюру, – даже не представляю, где здесь аптека. А мазь, – он кивнул на мою руку, – тебе нужна.

Я успела взять деньги и спрятать их в карман до того, как на крыльце появилась мама. Она задержалась внутри, встретив знакомую, бывшую одноклассницу, а теперь старшую медсестру тетю Валю, жившую в соседнем доме. Когда-то давно они были лучшими подругами, ровно до тех пор, пока мама не увела у тети Вали парня. Моего отца. Подробностей истории не знаю, но то, что они начали разговаривать только после его ухода к Наташе, мне известно доподлинно. А сейчас так вообще близки, как сиамские близнецы. Ходят друг к другу в гости, вечерами сериалы вместе смотрят, в парке гуляют, шушукаются постоянно. Прям коллеги по несчастью. Ведь Тетя Валя так и вышла замуж, посвятив себя великой цели – служению людям. И как она любила повторять «своему призвание, ведь профессии ответственней медсестры еще не придумали».

Машина подъехала, как только мама накинула на голову капюшон и туже затянула платок. Отец коротко чмокнул ее в щеку, а мне просто махнул рукой. Я видела, как в нем боролись желание подойти и обнять меня, и быстрее сбежать в свою новую реальность. Да, я понимала его. Это место, как и наш дом, удручало. И никак не вязалось с его красивой и чистой жизнью. Хм. Выходило, мы – грязь. Но что поделать. Мы – та самая грязь, которую он хотел бы забыть. Так и забыл бы. Что мешает?