Леди бледнеет как полотно и велит рабочему:

– Отнесите вазу обратно... и шкаф тоже, и все остальное.

Грубо толкнув меня, она несется к авто, которое выезжает ей навстречу из-за угла. За рулем замечаю кузину Сару.

Отварачиваюсь от них и выдыхаю. Наблюдаю, как затаскивают вещи в особняк.

– Не хотите осмотреть наследство? – спрашивает стряпчий. – Документы позже оформим во дворце юстиции. Это займет совсем немного времени.

Я радостно киваю – очень интересно посмотреть, где мне придется жить в ближайшие годы нелюбимой бывшей женой.

Мы поднимаемся на крыльцо, а я гадаю, бывала ли тут Анна. Скорее всего, да. Возможно, и экономку знает. Как бы не опростоволоситься?

Мимо нас, пыхтя, пробегают рабочие со шкафом.

Вслед за ними входим в огромный холл и видим, что в центре собраны коробки, стулья, пара кресел, круглый столик на витых ножках. Все это должны были выносить?

– Шкаф отнесите туда, откуда взяли. Работу оплатит леди Лилия Мойрош, – строго обращается к рабочим стряпчий.

А нам навстречу спешит пожилая женщина со сложной прической. Темно-синее строгое платье оттеняет лишь камея у горла. Седые волосы отдают синевой.

– Леди Мойрош воспользовалась ключами своего мужа. Собрала в коробки серебро и фарфор! – гневно восклицает женщина. – Нужно сменить замок! Леди Анна, – добавляет она с теплотой в голосе, – как же я рада вас видеть.

Я на секунду цепенею. Не знаю, как зовут экономку.

– И я очень рада, – улыбаюсь. Ну же, пусть ее имя тоже «вспомнится».

Почему в дневниках Анны ни слова про этот дом и его обитателей? Здесь еще есть слуги?

Разыгрывать дальше потерю памяти полагаю опасным. Не стоит давать повод считать Анну недееспособной. И тут всплывает имя экономки – госпожа Милл. Анна бывала в этом доме всего лишь раз и я могу немного расслабиться.

Оглядываюсь. Во всем просматривается след былого величия, но именно что былого. Шпалеры выцвели и местами оторвались или пошли пузырями. Потолок пожелтел и лепнина в нескольких местах сколота. На стенах висят потемневшие тусклые картины, обшивка на мебели протерта. Ковры лысые.

– В левом крыле более менее новый ремонт. Там есть исправные артефакты, ничего не течет и не отваливается, – как будто извиняясь говорит экономка.

Мы обходим особняк. Он огромный. Просто очень много пространства. Часть комнат пустует, особенно на первом этаже. И окна мутные, немытые. Паркет щербатый.

– Убираться здесь не имеет смыла, – снова извиняется экономка.

Стряпчий молчит, но следует за нами через анфиладу комнат.

Лестница на второй этаж мраморная. В коридоре статуи. Ряд дверей в спальни.

– Тут все обветшало. Давайте, осмотрим левое крыло? Наверняка вы пожелаете разместиться там.

Мы спускаемся обратно и через ряд комнат и переходов попадаем в жилую часть дома. Тут тоже все старое, но не рассыпается на ходу. Я даже присматриваю себе уютную спаленку с веселыми обоями в цветочек.

– Вы же попьете чаю?

Я не завтракала и теперь умоляюще смотрю на господина Роммера. Он снимает и протирает очки, кивает.

А кухня очень уютная, обжитая. С большим окном, выходящим в сад. Сразу видно, что здесь проводят много времени.

– Артефакты старые, но качественные. Я стараюсь поддерживать тут порядок, – сообщает экономка.

Она идет ставить чайник на чудесную магическую плиту, а мы с господином Роммером присаживаемся за стол.

Он серьезно смотрит на меня и произносит:

– Вы же помните, как долго болела ваша бабушка? Ей было не под силу бороться с этой сворой.

– Помню, – отвечаю. На самом деле впервые об этом слышу, и память Анны молчит.

Она вообще включается как-то выборочно и я не понимаю, как наша с ней связь работает.